О. И. Давидан

К ВОПРОСУ О КОНТАКТАХ ДРЕВНЕЙ ЛАДОГИ СО СКАНДИНАВИЕЙ
(по материалам нижнего слоя Староладожского городища)

В результате многолетних работ на Староладожском городище собран большой вещевой материал, среди которого при раскопках за советский период собраны десятки тысяч обломков глиняной посуды, около 10 тысяч бус, 40 обрывков ткани, 450 предметов из рога и кости, свыше 200 кожаных изделий, около 30 наконечников копий и стрел, большое количество бронзовых украшений, каменных и глиняных предметов.

Прекрасная сохранность предметов из органических материалов, массовость находок из нижнего слоя, относящихся ко времени до X в., делают эту коллекцию уникальной. Все находки хорошо увязываются со стратиграфией городища.

Толща культурных напластований Староладожского городища делится на два основных пласта – верхний, сильно нарушенный, с вещами XII-XVII вв., и нижний – ненарушенный, с хорошо выраженной слоистостью, с деревянными постройками и вещами VII-XI вв.

Нижний слой, залегающий на глубине от 1 до 3 м от поверхности, делится в свою очередь на два горизонта, обозначенные условно литерами Д и Е, где Е является более ранним (1).

К сожалению, чрезвычайной важности материал Старой Ладоги до сих пор недостаточно изучен и далеко не полностью опубликован.

Поэтому остаются дискуссионными вопросы о времени возникновения Ладоги, датировка строительных горизонтов нижнего слоя и вопрос об этнической принадлежности населения древней Ладоги. По вопросу об этнической принадлежности нижнего слоя Ладоги (горизонт Е) существует три основных точки зрения. Одни исследователи считают Ладогу со времени ее возникновения поселением северо-восточных или балтийских славян и отрицают этническую смену населения в последующее время (2); другие связывают Ладогу с историей местных финских племен (3); третьи видят в Ладоге скандинавскую колонию, опорный пункт на древних торговых путях (4).

Спорна также датировка горизонта Е и хронологические рамки отдельных микрогоризонтов (E1, Е2, ЕЗ).

Время возникновения Ладоги относят к VII в. (В. И. Равдоникас, Г. П. Гроздилов, С. Н. Орлов) или к VIII в. (Г. Ф. Корзухина, З. А. Львова) (5).

До сего дня вопрос о связях древней Ладоги также не был предметом специального исследования. Во многих публикациях, посвященных Ладоге, имеется утверждение, что быстрому развитию Ладога обязана прежде всего своему выгодному географическому положению на перекрестке главных торговых путей: через Ладогу проходили Балтийско-Волжский путь, Днепровский путь "из варяг в греки" и путь на Север (6). Однако это утверждение оставалось недостаточно обоснованным из-за неисследованности материала.

В ряде публикаций имеются лишь разрозненные сведения о находках в Ладоге и вблизи ее различных предметов скандинавского, западноевропейского, восточного и балтийского происхождения, указывающие на основные линии связей.

В настоящем сообщении мы коснемся лишь связей Ладоги со Скандинавией. Взаимодействие между Скандинавией и населением Восточной Европы, в частности Ладоги, во второй половине IX-XI вв. не является вопросом дискуссии, так как политические и культурные связи этого времени подтверждены письменными источниками и археологическими материалами. В Старой Ладоге они ярко отразились в вещевых находках горизонта Д Земля кого городища, которые достаточно полно опубликованы и хорошо интерпретированы (7). Поэтому здесь этот материал рассматриваться не будет. Наиболее важно обратиться к более раннему времени и попытаться ответить на вопрос, когда устанавливаются контакты Ладоги со Скандинавией и каков был характер этих связей в первоначальный период жизни этого поселения.

При отсутствии письменных источников ответ на этот вопрос могут дать археологические данные и в первую очередь находки вещей скандинавского происхождения или предметов, попадавших сюда через скандинавов.

До недавнего времени господствовало мнение, что вещи скандинавского происхождения в Ладоге появляются только в горизонте Д и отсутствуют в нижних слоях городища. При этом находка стержня с рунической надписью в горизонте Е2 объявлялась единственной и случайной для этого времени вещью скандинавского происхождения (8). Исходя из этой предпосылки, снимался вопрос о какой-нибудь роли норманнов в предшествующий период.

Изучение староладожской коллекции, а также материалов норманского могильника у дер. Плакун близ Ладоги заставило пересмотреть это положение. Так, Г. Ф. Корзухина, выделив в указанном могильнике женские и мужские погребения первой половины IX в., пришла к выводу о том, что скандинавы в это время входили в число постоянных жителей Ладоги. Руническая надпись и другие находки скандинавского происхождения (в частности, молоточек Тора) перестали быть случайными предметами, связанными с грабительскими набегами норманнов (9).

Отдельные замечания о контактах Ладоги со Скандинавией высказывались также в различных публикациях, посвящённых, отдельным категориям находок Земляного городища.

В настоящее время кажется целесообразным собрать все эти материалы в одной работе и подвести некоторые итоги.

В горизонте Е найдено несколько вещей безусловно скандинавского происхождения:

1. Деревянный стержень с рунической надписью, вырезанный на срезе стержня. Надпись содержит 52 знака кратких рун и занимает в длину 12 см. Стержень найден в постройке горизонта Е2 в 1950 г. По мнению рунологов, надпись представляет собой проклятие или заклинание, выраженное в поэтической форме (10).

2. Скандинавская бронзовая фибула, овальная, небольшая (5,5 x 2,3 см), гладкая, украшенная одной линией у бортика (11). Найдена в 1959 г. в постройке на материке, которая относится к периоду первичного заселения Ладоги. По типологической схеме Я. Петерсена этот тип относится к ранним формам овальных фибул и считается прототипом так называемых скорлупообразных или чашевидных скандинавских фибул IX-XI вв. Подобные фибулы встречаются в основном в комплексах VII-первой половины VIII вв. (12).

3. Обломок железной гривны из четырехугольного в сечении, частично перевитого дрота (горизонт Е3) и подвеска от подобной гривны в виде миниатюрного топорика (горизонт Е2) (13).

Подобные гривны хорошо известны по находкам в Швеции, а также в Норвегии, Дании, на Аландских островах. Гривны обычно имели различные подвески – в виде топориков, кружков и так называемых молоточков Тора и получили наибольшее распространение в конце X – начале XI в. Для этого периода они известны и по находкам в северных областях Восточной Европы (14). В Ладоге, кроме упомянутых частей гривен, имеется еще одна подвеска – топорик (горизонт Д).

4. Игральные костяные "шашки" полусферической формы (4 экз., горизонт Е2) (15). Скандинавское происхождение этих предметов убедительно показано в статье Г. Ф. Корзухиной, в которой дается анализ находок, связанных с игрой подобными "шашками". Г. Ф. Корзухина указывает, что костяные шашки найдены в ряде мест Восточной Европы (Черная могила, Гнездовские курганы, городище на р. Ловать). В Швеции и Норвегии они представлены целыми наборами в 15-47 шашек. Они появляются здесь в VII-VIII вв., тогда как в Восточной Европе они известны в основном в памятниках X в. (16). Находка четырех игральных "шашек" в нижнем горизонте Староладожского городища исключает их случайность и, видимо, дает основание считать, что эта интересная игра была занесена сюда из Скандинавии не позднее IX в.

5. Роговые гребенки (8 экз., из них горизонт Е3 – 4 экз.. горизонт Е2 – 2 экз., горизонт E1 – 2 экз.) – большие по размерам, односторонние, составные, украшенные двумя бороздками по краю накладки и в основном кружковым орнаментом. Наиболее ранние находки этих гребенок связываются с Фризией, где находились центры их изготовления. Они хорошо известны также по находкам в Швеции (могильник Бирки и особенно городища – "die Schwarze Erde"), где они считаются привозными или сделанными фризскими ремесленниками. Единичные находки подобных гребенок известны в Польше и Восточной Европе. Для Ладоги эти гребенки были, в основном, привозными, но некоторая часть их изготовлялась на месте, что подтверждается находками здесь различных заготовок (17).

Говоря о вещах североевропейского круга, найденных в горизонте Е, обратим внимание еще на три категории находок – кожаную обувь, стеклянные бусы и коллекцию деревянных игрушечных мечей.

Как отмечает в специальном исследовании Е. И. Оятева, кожаная обувь нижнего слоя Ладоги (горизонты Е и Д) очень своеобразна и отличается от наиболее распространенных форм обуви, бытовавших в последующее время (XI-XII вв.) в древнерусских городах. Автор исследования отмечает, что аналогии ладожской обуви (башмаки с удлиненной пяточной частью на подошве, которая вшивалась в задник, образуя треугольник) встречены лишь в нижних слоях северных городов (Новгород, Псков, Белоозеро).

Для XI-XII вв. подобная обувь отмечена в польских городах (Волин, Гнезно, Колобжег). Из более ранних аналогий указывается находка в Озеберге (Южная Норвегия, IX в.) (18). Добавим, что среди материала XI в. из раскопок в Лунде (Южная Швеция) имеются такие же башмаки (19).

В Ладоге основная часть коллекции кожаных изделий нижнего слоя связывается с горизонтом Е (35 определимых экземпляров обуви, из них Е3 – 11 экз., Е2 – 20 экз., Е1 – 3 экз.) и только 1 экземпляр – с горизонтом Д.

Изучая стеклянные бусы Старой Ладоги, З. А. Львова пришла к выводу, что наиболее характерными для древнейшего слоя городища являются определенные типы глазчатых и мозаичных бус, вероятно, средиземноморского происхождения. Эти бусы встречаются в VIII-IX вв. по основным водным магистралям Западной Европы – по Дунаю, Эльбе, Везеру. Они известны так же в Хедебю, на о. Готланд и в Скандинавии (Швеция). В Восточной Европе они отмечены на севере (Приладожье, Белоозеро) и на юге (Крым, Северный Кавказ, Подонье).

Топография находок, отсутствие этих бус в центральных областях Восточной Европы и в Прибалтике привели исследователя к заключению, что эти бусы попадали в Ладогу из Средиземноморья, где находились центры их производства, не через Восточную Европу, а проникали северным торговым путем, вероятно, при посредничестве норманнов (20).

Наконец, остановимся на коллекции деревянных игрушечных мечей. Настоящих мечей в Ладоге не найдено ни в горизонте Е, ни в более поздних слоях, но находки игрушечных мечей являются косвенным доказательством того, что ладожане были знакомы с этим видом оружия.

Деревянные мечи, найденные в количестве 21 экз., представляют иногда довольно точные копии так называемых франкских мечей и в ряде случаев можно попытаться определить их тип (учитывая, конечно, условность такого определения).

По микрогоризонтам они распределяются следующим образом:

Франкские мечи, распространившиеся по всей Европе, уже в VIII-IX вв. как бы потеряли свою этническую определенность и стали общеевропейским международным оружием. Основной центр изготовления мечей находился в Рейнской области, но предполагают, что могли быть центры их производства и в других частях Европы.

Франкский меч с VIII в. был знаком викингам и в течение трех столетий является неотъемлемой частью вооружения норманского воина. В Скандинавии сосредоточено большое количество находок подобных мечей; в частности, здесь хорошо известны мечи типа В (конец VII-IX вв. по Петерсену) и особенно многочисленны мечи типа Н (850-950 гг. по Петерсену) (21).

Древнерусские дружинники в IX-X вв. также широко пользовались каролингскими мечами и, по-видимому, со второй половины X в. подобные мечи начали изготовлять и в древней Руси (22).

Самые ранние франкские мечи, найденные в Восточной Европе, относятся ко второй половине IX в. (23). Они встречаются нередко в сочетании со скандинавскими вещами, иногда в бесспорно скандинавских погребениях, и это позволяет предположить с большой степенью вероятности, что знакомство ладожан с мечами каролингских мастерских произошло не без участия скандинавов (24).

Находки игрушечных мечей в нижнем слое Ладоги позволяют поставить вопрос о проникновении в район Приладожья отдельных экземпляров подобных мечей вместе со скандинавами в более ранний период (25).

Анализ вышеперечисленных находок позволяет сделать следующие выводы:

1. Ладога в начальный период своего существования, т. е. не позднее, чем с VIII в., была включена в сферу международной балтийской торговли, где в VIII в. главенствующую роль играли фризы, а затем скандинавы.

В Ладогу, по-видимому, через норманнов попадали не только скандинавские вещи, но и изделия западноевропейских и даже средиземноморских мастеров (мечи, бусы). Торговый путь в VIII в. шел дальше на Восток, и не случайно, что именно в Ладоге и вблизи ее сосредоточены самые ранние для территории Восточной Европы клады куфических монет, а также отдельные дирхемы (26). Не останавливаясь подробно на нумизматических находках, отметим только, что вывод В. Л. Янина и А. В. Арциховского о внутриславянском характере торговли в первый период обращения дирхема, сделанный по данным топографии ранних кладов восточных монет, и исключение из торговли скандинавов можно поставить под сомнение, так как он основан на спорном в настоящее время положении о раннем проникновении славян в Приладожье и без учета скандинавских вещей в нижнем слое Ладоги (27). Признание связей Ладоги со Скандинавией не отрицает, однако, прямых или опосредствованных контактов с областями балтийских славян, и исследование этих связей является первоочередной задачей будущего.

2. Контакты древней Ладоги со скандинавами не ограничивались только торговлей: среди населения Ладоги какую-то часть составляли, по-видимому, скандинавы (и, может быть, фризы). Подтверждение этому можно видеть в находках, которые трудно объяснить торговыми связями.

Так, деревянный стержень с рунической надписью не мог быть предметом торговли. Недостаточно убедительным является предположение В. И. Равдоникаса и К. Д. Лаушкина, что этот предмет мог привезти из Скандинавии ладожанин, взяв его на память о своем далеком путешествии (28). Правдоподобнее предположить, что палочку с магической надписью привез с собой скандинав или вырезал се здесь же в Ладоге, и ее нужно рассматривать как доказательство пребывания в Ладоге скандинавов, как это делает А. В. Арциховский в одной из своих последних работ (29). Железные гривны с подвесками, связанные, очевидно, с религиозными представлениями скандинавов, тоже не могли быть предметами торговли.

Установленный факт изготовления в Ладоге гребенок фризских форм заставляет задуматься над вопросом, кто изготовлял эти гребенки. Гребенки отличаются стандартностью, соответствующей ремесленному производству. Для их изготовления требовалось применение сложного набора инструментов, большой навык и мастерство. Первоначально их не могли делать местные мастера, не владеющие техническими приемами, сложившимися в течение столетий. Поэтому кажется более возможным допустить, что в Ладогу вместе с норманнами-торговцами прибывали скандинавские или фризские ремесленники (30).

В какой-то степени подтверждением пребывания здесь скандинавов может служить ладожская обувь. Область распространения этой обуви ограничивается северными районами Западной и Восточной Европы, что служит доказательством в пользу тесных контактов между этими областями. Возможно, что обувь могла привозиться в Ладогу, Белоозеро, Новгород, Псков для продажи, но прежде всего она появилась с людьми, носившими ее, и так как в Скандинавии известны наиболее ранние находки интересующих нас типов башмаков с удлиненной пяткой, то этими людьми и могли быть норманны, тем более, что во всех этих пунктах имеются вещи скандинавского происхождения. Большое количество обрезков кожи – отходов сапожного дела в нижнем слое Староладожского городища – позволяет предположить, что кожаную обувь шили на месте и ее нельзя полностью относить к ввозу.

3. Признавая определенную роль норманнов в установлении торговых и культурных связей древней Ладоги с Западной Европой, раннее их появление не только как торговцев, но и как постоянных жителей, мы не имеем оснований для заключения о том, что Ладога была основана скандинавами и должна рассматриваться как скандинавская колония.

Наши исследования показали лишь, что Ладога не была отделена непреодолимой стеной от соседних народов и ее культура складывалась в общении и во взаимном обогащении, в частности с Западом, и в этом процессе определенную роль играли норманны.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В. И. Равдоникас. Старая Лодога. – "Советская археология" (далее – СА) XI, 1949, стр. 11-12.

2. В. И. Равдоникас. Старая Лодога, ч. II, СА, XII, 1950, стр. 32; В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 г. – "Сканд. сб.", вып. IV, Таллин, 1959, стр. 31 и 44; С. Н. Орлов. Старая Ладога. Л., 1960, стр. 12-24; В. Б. Вилинбахов. Существующие теории и проблемы происхождения Старой Ладоги. – Тезисы докладов научной конференции по истории, экономике, языку и литературе Скандинавских стран и Финляндии. Тарту, 1963, стр. 19; Wadim В. Wilinbachow. Stara Ladoga Materiały zachodniopomorskie, t X. Szczecin, 1964, s. 322-323.

3. W. Raudonikas. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet. Stockholm, 1930. S. 16-25; Г. Ф. Корзухина. Этнический состав населения древнейшей Ладоги. – Тезисы докладов второй научной конференции по истории, экономике, языку и литературе Скандинавских стран и Финляндии. Москва, 1965, стр. 13.

4. Подробно об этой позиции см. И. П. Шаскольский. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.-Л., 1965, стр. 125-138.

5. В. И. Равдоникас. Старая Ладога, ч. II, СА, XII, 1950, стр. 33-38; Г. П. Гроздилов. Раскопки в Старой Ладоге в 1948 г. СА, XIV, 1950, стр. 162; С. И. Орлов. Старая Ладога. Л., 1960, стр. 19; Г. Ф. Корзухина. О времени появления укрепленного поселения в Ладоге, СА, 1961, 3, стр. 82-84; З. А. Львова. Стеклянные бусы Старой Ладоги. Археологический сборник Государственного Эрмитажа (далее – АС), 10, Л., 1968, стр. 70.

6. В. И. Равдоникас. Старая Ладога. СА, XI, стр. 7; H. Arbman. Svear i österviking. Stockholm, 1955, s. 30; В. Б. Вилинбахов. Балтийско-Волжский путь. СА, 1963, 3; О. И. Давидан. О происхождении и датировке ранних гребенок Старой Ладоги. АС, 10, Л., 1968, стр. 62.

7. W. Raudonikas. Die Normannen...; Г. П. Гроздилов и П. Н. Третьяков. Описание находок из раскопок в Старой Ладоге, произведенных Н. И. Репниковым в 1909-1913 гг. – Сб. Старая Ладога, Л., 1948; В. И. Равдоникас. Старая Ладога, ч. 1...; В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи..., стр. 27, 31.

8. С. Н. Орлов. Старая Ладога..., стр. 27; В. И. Равдоникас и Л. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге..., стр. 36; И. П. Шаскольский. Норманскай теория..., стр. 131-133. В. И. Равдоникас, в отличие от его поздних работ, в "Die Normannen..." указывал на находки в нижнем (финском по Репникову) слое гребней, наконечников стрел шведских типов и ряда других вещей, кото¬рые связывают культуру этого слоя с более поздним слоем. Деление историк Ладоги на финский, норманский и русский периоды признавалось условным и отмечалось присутствие шведов уже в "финском" периоде (стр. 23-25).

9. Г. Ф. Корзухина. К уточнению датировки древнейших слоев Ладоги. – Тезисы третьей научной конференции по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии; Тарту, 1966. стр. 63.

10. Кол. ГЭ, инв. № ЛС-1696. В. Адмони и Т. Сильман. Предварительное сообщение о рунической надписи в Старой Ладоге. Сообщения Государственного Эрмитажа, XI, Л., 1957, стр. 40-43; В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи…, стр. 23-44; библиографию см. И. П. Шаскольский. Норманская теория..., стр. 135-137.

11. Кол. ГЭ, инв. № ЛДГ-403.

12. I. Petersen. Vikingetidens smykker. Stavanger, 1928, s. 5; Fig. 1, 1; P. Paulsen. Studien zur Wikinger-kultur. Neumünster, 1933, S. 22, Taf. II, 2; Birger Nerman. Skandinavien und das Ostbaltikum. Stockholm, 1923 S. 38-39, Fig. 37.

13. Кол. ГЭ, инв. № Л-1489 (гривна), № Л-1604 (подвеска). Указание на находку подвески – "молоточка Тора" см. Г. Ф. Корзухина. К уточнению датировки..., стр. 63.

14. P. Paulsen. Axt und Kreutz in Nord und Osteuropa. Bonn, 1956, S. 205; E. Kivikoski. Kvarnbacken. Ein Gräberfeld der jüngeren Eisenzeit auf Åland. Helsinki, 1963, S. 84; M. В. Фехнер. Шейные гривны. Труды ГИМ, вып. 43. М., 1967, стр. 62-63.

15. Кол. ГЭ, инв. № ЛС-544 (2 экз.), ЛС-463, Л-1188; О. И. Давидан. Староладожские изделия из кости и рога. АС, 8. Л.-М., 1966, стр. 112, рис. 4, 7-8.

16. Г. Ф. Корзухина. Из истории игр на Руси. СА, 1963, 4.

17. О. И. Давидан. Гребни Старой Ладоги. АС, 4, Л., 1962, стр. 103-108; она же. К вопросу о происхождении и датировке ранних гребенок Старой Ладоги…, стр. 62-63.

18. Е. И. Оятева. Обувь и другие кожаные изделия Земляного городища Старой Ладоги. АС, 7, Л.-М., 1965, стр. 50. См. также: "Viking", XXIII, 1959, Fig. 3-5.

19. Коллекция музея "Kulturen" в Лунде.

20. З. А. Львова. Стеклянные бусы Старой Ладоги. АС, 10, Л., 1968, стр. 93-94.

21. А. Н. Кирпичников. Древнерусское оружие, вып. 1. М.-Л., 1966, стр. 18-60.

22. Там же, стр. 43.

23. Там же, стр. 42, табл. 2, стр. 74, каталог п/№ 1-3.

24. И. П. Шаскольский. Норманская теория…, стр. 121; А. Н. Кирпичников. Доклад для международного симпозиума в Дании 1968 г. "Связи норманнов со странами Восточной Европы в эпоху викингов и в самом раннем средневековье", стр. 30 (в печати).

25. В недавно опубликованной статье Ю. И. Штакельберга "Игрушечное оружие из Старой Ладоги" (СА, 1969, 2, стр. 252-254) автор, указывая на несовпадение датировок франкских мечей и их ладожских копий в игрушечных мечах, делает непонятное заключение: "Только если последующие археологические исследования подтвердят синхронное бытование (синхронное горизонту Е3, который Ю. И. Штакельберг датирует по В. И. Равдоникасу VII-IX вв. – О. Д.) оружия подобных типов, можно будет говорить о наличии его у населения северо-запада европейской части СССР в период более ранний, чем время бытования таких мечей в Западной Европе".

Отметим кстати, что в определении типов игрушечных мечей, сделанных нами при консультации А. Н. Кирпичникова, и определениями Ю. И. Штакельберга имеются существенные расхождения. Так, например, два меча из горизонта ЕЗ (ЛС-939, ЛС-1303), отнесенные нами к типу В, указаны в статье Ю. И. Штакельберга как копии сравнительно поздних мечей типа X (X-XI вв.), что находится в явном противоречии с датировкой данного горизонта. Подчеркивая еще раз условность конкретных определений, считаем, что сам факт наличия мечей западноевропейских типов, зафиксированный в игрушках, имеет важное значение при освещении истории Ладоги в древний период.

26. Два клада у дер. Княжчино (Княщино) 1874-1875 и 1884 гг.: первый с младшей монетой 808 г. и второй с монетами 769-804 гг.; Староладожские клады 1875 г. и 1892 г. с монетами второй половины VIII в.; отдельные дирхемы: из Каменной крепости – 738-739 гг., из пос. Старая Ладога – 773 г., из слоя ЕЗ Земляного городища – 699-700 гг. см.: А. К. Марков. Топографии кладов восточных монет. Спб., 1910, стр. 32, 33, 140, №№ 179-181, 187, 24 (доп.).

27. В. Л. Янин. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956, стр. 88; А. В. Арциховский. Археологические данные по варяжскому вопросу. Сб. Культура древней Руси. М, 1966, стр. 40.

28. В. И. Равдоникас и К. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи..., стр. 44.

29. А. В. Арциховский. Археологические данные..., стр. 40.

* * *

Исходные данные: Скандинавский сборник XVI. – Таллин: Ээсти Раамат, 1971.

ДРУГИЕ СТАТЬИ