Древнеанглийская поэзия

МОРЕСТРАННИК

 

Быль пропеть

я о себе могу,

повестить о скитаньях

как на пути многодневном

не раз безвременье,

нередко в сердце

горе горькое

и не невзгоды всякие

5

знал в челне я,

многих скорбей обители,

качку морскую,

и как ночами

я стол, бессонный,

на носу корабельном,

когда несло нас на скалы:

холод прокалывал

ознобом ноги,

ледяными оковами

10

мороз оковывал,

и не раз стенало

горе в сердце горючее,

голод грыз утробу

в море души измученной, –

того не может на суше

человек изведать,

живущий благополучно,

что я, злосчастливый,

плавая по студеному

15

морю зимою,

как муж-изгнанник,

вдали от соотчичей

….

льдом одетый,

градом избитый,

ни единого звука,

лишь студеных валов я слышал

гул в непогоду, –

изгою одна отрада:

20

клики лебедя,

крик баклана,

стон поморника –

не смех в застолье,

пенье чайки –

не медопитье;

бури бились о скалы,

прибою вторила

крачка морознокрылая,

и орлан роснокрылый

25

клекотал непрестанно.

Но никто же из друзей-сородичей

сердце невеселое

не в силах утешить:

умом постичь не может

муж многосчастливый,

гордый, горя

в городе не изведавший,

добродоблестный,

что же понуждает

30

горемыку изнемогшего

в море скитаться:

мгла все гуще,

пурга с полуночи,

земь промерзает,

зерна ледяные

пали на пашню,

но и теперь мой разум

душу побуждает

продолжить единоборство

35

с валами солеными

среди далеких потоков,

взывает сердце

во всякое время

к душе, спешила бы

путешественница по водам

до земель иноплеменных

в заморских странах,

ибо нет под небом

столь знатного человека,

40

столь тороватого

и отважного смолоду,

в деле столь доблестного,

государем столь обласканного,

чтобы он никогда не думал

о дальней морской дороге,

о пути, что уготован

всевластителем человеку:

ни арфа его не радует,

ни награды в застолье,

45

ни утехи с женой,

ни земное веселье

и ни что другое,

но непогоды, бури

жаждет душой он,

путешествующий по водам:

рощи цветами покрылись,

стал наряден город,

поля зеленые,

земля воспряла,

50

и все это в сердце

мужа, сильного духом,

вселяет желание

вплавь пуститься

к землям дальним

по стезе соленой;

вот кукушка тоскующим

в кущах голосом,

лета придверница,

тревожит песней

55

грудь-сокровищницу, –

праздный того не знает,

человеку этому неизвестно,

что изведали многие

на стезях нездешних,

в землях чужих изгнанники;

грудь-ларец покидая,

дух мой воспрянул,

сердце мое несется

по весеннему морю

60

над вотчиной китовой,

улетая далеко

к земным границам,

и ко мне возвращается

голодное, неутоленное

из полета одинокого

сердце, и манит

в море выйти

на пути китовые;

ведь только господним

65

я дорожу блаженством,

а не жизнью мертвой,

здесь преходящей, –

ведь я не надеюсь,

что на земле сей благо

продлится вечно;

из трех единое

когда-нибудь да случится,

пока человеческий

век не кончится:

70

хворь или старость,

и сталь вражья

жизнь у обреченного

без жалости отнимут;

пускай же каждый

взыскует посмертной,

лучше славы –

хвалы живущих,

какую при жизни

заслужить он может

75

победной битвой

с недругом злобесным,

подвигом в споре

с преисподним диаволом,

чтобы потомки

о том помнили

и слава отныне

жила бы в ангелах

о нем бессмертная,

среди несметной

80

дружины блаженных.

Уже не стало

на земле величья:

ушли всевластные;

кесари ныне,

кольцедарители,

не те державцы,

что жили допрежде,

особы сильные,

в усобицах необоримые,

85

владетели пределов

добродетельные и правые.

Рать погибла,

радость минула,

прозябают слабейшие

вожди в обители мира,

хлопочут без пользы;

пала слава,

роды благородные

хиреют, старятся,

90

как и всякий смертный

в мире срединном:

слаб он и бледен,

одолели годы,

плачет седовласый,

в земле покоятся

прежние его соратники,

дети высокоблагородных;

мужа мертвое

не может тело

95

вкусить веселья,

ни сесть, ни двинуться,

ни почувствовать боли,

ни опечалиться сердцем.

Знатной казною,

златом устелил бы

брат могилу братнюю,

сокровища несметные

с ним захоронил бы, –

не много в том проку:

100

душе, в прошедшем

грешившей немало,

не в золоте спасение

от грозы господней,

не в казней земной,

что она скопила.

Божья гроза настанет,

земь перевернется;

господь укрепил

исподы мира,

105

основал поверхность

и твердь небесную;

дурень, кто владычного не страшится, –

придет к нему смерть нежданная;

блажен, кто в жизни кроток, –

стяжает милость Божью.

 

Элегии "Морестранник" и "Скиталец", значительно более пространные и сложные по композиции, можно считать зачатками германской медитативной лирики. Собственные горести героя, скитающегося по волнам океана, служат в них поводом для размышления о превратности судеб и бренности этого мира. Текст элегий представляет сравнительно немало языковых затруднений, и основные усилия исследователей сосредотачиваются на интерпретации их замысла, прежде всего на выяснении соотношения в них языческого (т. е. традиционного для германской поэзии) и христианского мировоззрения. Элегия "Морестранник", с ее немотивированными переходами от отчаяния к воодушевлению, получила множество различных осмыслений. Ее толковали и как случайное соединение элегических и дидактических фрагментов; и как диалог между старым, изнемогшим в борьбе с волнами моряком и юношей, рвущимся в дальние странствия; и как предвосхищающий романтиков гимн непокорной морской стихии. В последние годы утвердилось мнение, что "Морестранник" – это утонченная христианская аллегория, в которой изображается путь жизни или путь от мирского знания (отождествляемого с этикой героической поэзии) к высшему, религиозному знанию. Однако и сами интерпретаторы иногда признают неадекватность толкований этой элегии (ср.: Greenfield. Op. cit., p. 154; Shippey I, p. 54).

 

1 Быль пропеть я о себе могу… – Формульное начало элегии, ср. прим. к ст. 1 "Плача жены".

2-25 …повестить о скитаниях… клекотал непрестанно. – Эти безостановочные в свое движении строки (знаки препинания в изданиях элегии расставляются с большой долей произвольности) – замечательный пример того искусства, с которым поэт изображает единство природы и внутреннего состоянии героя. Обращает на себя внимание редкостный по конкретности подбор разных видов морских птиц в ст. 20-24; в поэзии (если не считать загадок) почти не встречаются другие птицы, кроме условных орла и ворона и, дважды, – кукушки.

36-37 …взывает сердце… путешественница по водам. – В этих и последующих строках элегический мотив морского скитания получает новое, символическое, переосмысление. Сторонники аллегорического истолкования "Морестранника" иногда отождествляют это, желанное для души, путешествие в "заморские страны" со смертью.

53-55 …вот кукушка… грудь-сокровищницу. – Ср. сходное место в ст. 23 "Послания мужа". Грудь часто называют в древнеанглийской поэзии "сокровищницей духа (разума и пр.)"; ср. также ст. 13-18 "Скитальца".

60 …вотчина китовая – море.

64 …пути китовые – то же самое, если принять традиционную конъектуру. Но в рукописи стоит wælweg, что значит "путь мертвых".

72-80 …пускай же каждый… дружины блаженных. – Примечательное видоизменение героической заповеди древнего германца, жаждущего славы на земле. Ср. в "Беовульфе":

Каждого смертного

ждет кончина! –

пусть же, кто может,

вживе заслужит

вечную славу!

Ибо для воина

лучшая плата –

память достойная!

(ст. 1386-89)

97-102 Знатной казной… что она скопила. – И в этих строках переосмыслены, в соответствии с евангельским "не собирайте себе сокровищ на земле" (Мт. 6, 19) традиционные представления германской поэзии: стремясь к славе, герои домогались и материальной платы за подвиги; золото служило на земле подтверждением удачи и доблести воина и сопровождало его в загробный мир.

107 …стяжает милость Божью. – В переводе опущены последние 16 строк этой проповеди, очень слабые по стиху и к тому же испорченные в рукописи.

ОГЛАВЛЕНИЕ

???????@Mail.ru

Rambler's Top100



) -->
Hosted by uCoz