ЖИЗНЬ ИМПЕРАТОРА ЛЮДОВИКА

Когда сохраняется память о добрых и дурных деяниях древних, и в особенности государей, то из этого проистекает двоякая польза для читателей. Ведь что-то бывает полезно для их образования, а что-то служит предостережением. Ибо первые люди находятся на вершине, словно для всеобщего обозрения, и они не могут укрыться, так что молва о них разносится далеко, и каждому приписывают тем больше доброго, чем сильнее они прославятся, заставляя подражать себе. Это показывают повествования древних, которые постарались наставить потомков, рассказав о том, какому из государей какой земной путь был уготован. Мы, подражая их усердию, не хотим ни оказаться невежливыми с современниками, ни завидовать потомкам, но излагаем, хотя и менее ученым пером, деяния и жизнь любезного Богу и благочестивого императора Людовика. Я признаю и говорю без льстивых прикрас, что перед таким предметом слабеет не только мое, весьма скромное дарование, но талант великих сочинителей. Однако мы учимся у божественного провидения, учимся святой премудрости, благоразумию, справедливости и добродетели, а ведь ничего нет лучше них в человеческой жизни. Он дает их в спутники так, что ты и не знаешь, как должен восхищаться ими. И кто же превосходит сего мужа благоразумием, которое иначе называют умеренностью или воздержанием? Оно было ему столь свойственно, подобно тому, как говорится в старинной и знаменитой пословице, хорошо ему знакомой: "Ничего слишком". А мудрость он любил такую, о которой в Писании сказано: "Вот, страх Господень есть истинная премудрость" (1), А как он пекся о справедливости, так свидетели этому те, кто знал, с каким пылом он старался воздать по справедливости каждому человеку из любого сословия, и Богу прежде всего, а ближнего он любил как самого себя. Добродетель же настолько в нем утвердилась, что когда его преследовало столько разных бед, когда беззакония и внутри страны, и извне не давали ему покоя, его дух, бдительно охраняемый Богом, смог не сломиться под тяжестью обид. Только один недостаток приписывают ему завистники: он был слишком снисходителен. Мы же скажем вместе с апостолом: "Простите ему такую вину" (2). Верно ли это, всякий сможет узнать, читая сию книгу. Далее я описал время до начала его правления, дополнив повествование благородного Адемара, благочестивого монаха, который был его ровесником и одноклассником, а затем, поскольку я участвовал в дворцовых делах, рассказал о том, что смог увидеть и услышать.

1. Когда Карл, самый знаменитый из королей, никем в свое время непревзойденный, после смерти отца (3) и печальной кончины брата Карломана (4) стал единолично (5) править народом и королевством франков, он решил, что будет процветать, не опасаясь поражений, если, полагаясь на мир и согласие с церковью, заключит с миролюбивыми братский союз, бунтовщиков станет преследовать с подобающей суровостью, и не только окажет помощь тем, кого притесняют язычники, но и самих недругов христиан любым способом приведет к признанию истинной веры. Посвятив свое правление этим условиям, он, с Божьего изволения и с помощью Христа, с пользой устроил дела во Франции и отправился в Аквитанию, которая замыслила возобновить войну и под руководством некоего тирана Хунальда (6) уже взялась за оружие. Испытывая ужас перед ним, Хунальд покинул Аквитанию и обратился в бегство, чтобы сохранить себе жизнь, прячась и скитаясь.

2. Совершив это и успешно распорядившись как общими, так и частными делами, он оставил благородную и добродетельную королеву Хильдегарду, беременную двойней, в королевском поместье Шассиньоль и отправился за реку Гаронну в область, сопредельную землям аквитанцев и басков, которая уже давно ему сдалась, и которую он даровал государю Люпу, признавшему его власть. А там, устроив все, чего требовал случай, он решил, преодолев трудный переход через Пиренейские горы, добраться до Испании, чтобы помочь церквям, изнывающим под тяжким ярмом сарацин. Эти горы высотой почти достигают неба, устрашают обрывистыми скалами и покрыты темными лесами; проход по горным дорогам или, скорее, тропинкам почти невозможен не только для такого войска, но и для совсем небольшого, однако с изволения Христа он благополучно проделал этот путь. Дух короля, по воле Бога прославленный доблестью, не уступал духу Помпея (7), и не был слабее Ганнибала (8), которые, измучив себя и своих людей и понеся большие потери, смогли некогда одолеть тяготы этой местности. Но следует сказать, что неверная Фортуна и переменчивый успех омрачили этот удачный поход. Ведь хотя все, что возможно было сделать в Испании, было совершено, и предстоял спокойный путь домой, последние королевские отряды были перебиты в этих горах из-за злосчастного нападения. Я не стану называть имена погибших, ибо они хорошо известны (9).

3. По возвращении король узнал, что его супруга Хильдегарда (10) родила двух младенцев мужского пола; одного из них постигла преждевременная кончина, и он умер едва ли не раньше, чем начал жить, второй же благополучно вышел из материнского чрева и был вскормлен пищей, подобающей младенцам. А родились они в год по воплощении Господа нашего Иисуса Христа 778. Того из них, который обещал остаться в живых, отец его при благословенном таинстве крещения пожелал назвать Людовиком и передал ему королевство (11), на земле которого тот родился и тем самым приобрел на него права. Затем мудрый и прозорливый король Карл, зная, что королевство подобно некоему телу, и его то здесь, то там беспокоят недуги, если не пользовать его благоразумием и доблестью, словно спасительными лекарствами, окружил его, как подобает, епископами. Далее он разместил по всей Аквитании графов, аббатов, а также тех, кого народ называет вассалами: людей из народа франков, разум и доблесть которых оградила бы его от коварства и любой силы. Им он поручил заботу о королевстве, насколько считал нужным, защиту границ и городов, попечение о сельской местности. В городе Бурже он сперва поставил Хумберта, а немного спустя – графа Стурбия, в Пуату – Аббона, в Перигоре – Видбода, а в Оверни – Итерия, также в Валлагии – Булла, в Тулузе – Херсона, в Бордо – Сигвина, в Альбигуа – Хаймона и в Лиможе – Хродгара.

4. Совершив это надлежащим образом, он с оставшимся войском переправился через Луару и прибыл в Лютецию, которую иначе называют Парижем. Спустя некоторое время у него появилось желание увидеть Рим – госпожу мира (12), приблизиться к порогу первого из апостолов и учителя народов и вверить ему себя и своих детей, чтобы он, опираясь на помощь того, кто властвует над небом и землей, смог заботиться о своих подданных, а изменников и смутьянов, буде они появятся, уничтожать; он также решил, что обретет немалую подмогу, если он и его сыновья примут знаки королевской власти от Его наместника вкупе с благословением. С Божьей помощью его желание исполнилось, и его сын Людовик, который был еще в колыбели, также получил подобающее благословение на царство и был коронован рукою достопочтенного первосвященника Адриана (13). Итак, закончив в Риме все, что казалось ему нужным, король Карл с сыновьями и войском мирно возвратился во Францию, а сына своего, короля Людовика, послал править Аквитанией, поставив там байюла Арнольда и назначив других управителей, способных позаботиться о ребенке. А его в колыбели отвезли в Орлеан. Там его опоясали подходящим для его возраста оружием, посадили на коня и с Божьего изволения провезли по Аквитании. Там он пробыл несколько лет, а точнее – четыре года, а тем временем король Карл вел постоянные и жестокие бои с саксами. В разгаре военных действий, опасаясь, как бы жители Аквитании из-за его долгого отсутствия не набрались высокомерия, либо его сын не усвоил в нежном возрасте чужих обычаев, от которых, однажды привыкнув, трудно избавиться, он пригласил сына к себе, с хорошей конницей и всеми людьми, способными сражаться, приказав, чтобы в Аквитании остались только маркграфы, охраняющие границы королевства, которые отразили бы нападения врагов, буде они произойдут. Сын Людовик, беспрекословно повинуясь ему, приехал в Падеборн; видом подобный мальчику-гасконцу его возраста, в круглом плаще, в рубашке с широкими рукавами, с обтянутыми голенями, в сапожках со шпорами и с копьем в руке; все это было с отеческой любовью исправлено и приведено в порядок. Итак, он остался при отце, дошел вместе с ним до Эресбурга и находился там, пока солнце, двигаясь по небесной выси, не умерило по осени свой жар. В это время он получил от отца дозволение уехать и отправился на зиму в Аквитанию.

5. В то время некий гасконец, по имени Адельрик, хитростью захватил Херсона, герцога Тулузы, связал его священной клятвой и только после этого отпустил. Но король Людовик и знать, с помощью которой король управлял Аквитанией, собрали всеобщий совет (14) в Септимании, в месте под названием Готентод, чтобы отомстить за его бесчестие. Туда призвали этого гасконца, но он, зная свои проступки, отказывался прийти, пока его не успокоил обмен заложниками; тогда он поспешил туда. Не подвергаясь никакой опасности благодаря заложникам, сам он, сверх того, получил подарки, вернул наших людей, забрал своих и так уехал.

Следующим летом Людовик по приказу отца приехал в Вормс один, без войска, и оставался там с ним всю зиму. Там упомянутому Адельрику было приказано изложить свое дело перед королями; он хотел отвести предъявленные обвинения, но не смог. Тогда его имущество конфисковали, а его отправили в бессрочное изгнание. Затем из Тулузы удалили Хорсона, беспечность которого навлекла такое бесчестье на короля и франков; на его место был избран Вилельм, гасконец родом – ибо они, по природе своей легкомысленные, были очень возбуждены вышеназванным случаем, и наказание Адельрика вызвало сильное возмущение. Однако вскоре он их подчинил, более хитростью, нежели силой, и установил мир в этом народе. А король Людовик в том же году созвал в Тулузе собрание знати, и пока он там находился, Абутаур, предводитель сарацин, вместе с другими соседями аквитанского королевства, отправил к нему послов, прося мира и посылая королю дары. По воле короля его предложение было принято, и послы удалились восвояси.

6. В следующем году король Людовик поехал к отцу в Ингельхейм, а оттуда вместе с ним отправился в Регенсбург. Там его опоясали мечом, объявив достигшим юношеского возраста (15), затем он сопровождал отца в походе на аваров (16) вплоть до Кунеберга, где получил приказ вернуться и оставаться с королевой Фастрадой до возвращения отца. Итак, он провел зиму при ней, а отец все еще продолжал начатый поход. А когда тот вернулся из похода, ему было поручено вернуться в Аквитанию и отправиться с войском, какое только сможет собрать, в Италию, на помощь брату Пипину (17). Повинуясь, он осенью вернулся в Аквитанию, устроил все, чего требовала безопасность королевства, благополучно прошел по обрывистым и извилистым тропам Мои Сени в Италию и, справив Рождество в Равенне, прибыл к брату. Объединившись, они общими силами вторглись в провинцию Беневент (18), разоряя все, что встречалось на пути, и захватили один замок. По окончании зимы они вместе успешно возвратились к отцу, и только одно известие омрачало их радость; они узнали, что их родной брат Пипин (19) замышляет мятеж против их общего отца, и из знати многие причастны к его злодеянию, замешаны в нем и погубили себя. Быстро приехав в Баварию, они прибыли к отцу в Зальц и встретили у него радушный прием. Остаток лета, осень и зиму король Людовик провел с отцом. Король-отец очень заботился о том, чтобы от его сына не утаили понятий о чести и не опозорили его, привив ему чуждые привычки. Тот сперва был отослан отцом, а когда его спросили, почему, будучи королем, он проявил такую слабость в хорошо знакомых ему делах, что не мог дождаться никаких благословений, разве что по требованию, Карл узнал от него, что тот, уделяя внимание прежде всего личным делам и пренебрегая общими и, наоборот, обсуждая общие дела частным порядком, стал государем только по имени, терпя нужду почти во всем. Желая предотвратить нужду, но опасаясь, что любовь знати к сыну ослабеет, если он, руководствуясь разумом, отнимет то, что передал ей по неопытности, он отправил к нему своих послов, Виллеберта, позднее архиепископа Руанского и графа Рихарда, смотрителя своих поместий, предписав им возобновить поставки из поместий, которые некогда использовались для нужд короля, что и было исполнено.

7. Признав их, король показал и собственное благоразумие, всегда служившее примером другим людям, а также явил милосердие, свойственное ему от рождения. Он решил, что будет зимовать в четырех поместьях, чтобы по прошествии трех лет на четвертый год его принимали в каждом из них, а именно в Дуэ, Шассильоне, Анже и Эбрейле. И в каждом из этих поместий, когда он раз в четыре года посетит его, пусть ему предоставят подобающее королю содержание. Разумно распорядившись таким образом, он воздержался от взимания с простого народа последнего погодного взноса на военные нужды, который на народном языке называется "фодерум". И хотя воины приняли это решение с горечью, однако он, муж милосердный, учел и нехватку продовольствия, и суровость поборов, а также и всеобщие потери, и рассудил, что его людям достаточно будет управлять своим имуществом, а не подвергаться опасности, пытаясь по его поручению собрать больше продовольствия. В то время жителей Альбы тяготил налог, который следовало уплатить вином, а также погодный налог; по великодушию своему, он смягчил их. Тогда при нем находился Мегинар, присланный к нему отцом, человек мудрый и усердный, сведущий во всем, что касается чести и блага короля. Говорят, что королю-отцу настолько понравились распоряжения сына, что он, подражая ему, запретил взимать во Франции ежегодный военный взнос и многое другое приказал исправить, поздравляя сына с успехами.

8. Затем король приехал в Тулузу и там созвал общий съезд знати. Он принял и отпустил с миром послов Альфонса, короля Галисии, которых тот послал с дарами для закрепления дружбы. Также он принял и отпустил послов Бахалука, предводителя сарацин и правителя горной области близ Аквитании, который просил мира и прислал дары. Тем временем, опасаясь, как бы его тело, одолеваемое природным пылом, не охватил недуг похоти, он, по совету своих людей, соединился с будущей королевой Хермингардой, девушкой славного рода, дочерью графа Инграмна. В это же время он распорядился насчет надежной охраны Аквитании со всех сторон. Он укрепил город Вик, замки Кардону и Картасерру и остальные города, некогда покинутые; он вновь населил их и поручил их защиту графу Буреллу, снабдив его для этого всем необходимым.

9. Когда зима закончилась, король-отец послал сыну гонцов сообщить, чтобы тот приехал к нему с людьми, сколько сможет собрать, дабы идти на саксов. Тот, не откладывая, приехал к нему в Аахен; с ним он отправился во Фремерсхейм, на реке Рейн, где состоялся съезд знати. Он оставался с отцом в Саксонии до праздника св. Мартина. Затем он с отцом уехал из Саксонии и по прошествии большей части зимы возвратился в Аквитанию.

10. Следующим летом король Карл приказал ему выступить вместе с ним в Италию, но план был изменен, и ему велено было оставаться дома. А король отправился в Рим и там принял императорскую корону (20); тем временем король Людовик поехал в Тулузу, а оттуда – в Испанию. Когда он подошел к Барселоне, Заддон, герцог этого города, уже признавший его власть, поспешил к нему, но города не сдал. Миновав его, король подступил к Лериде, покорил ее и разрушил. Разгромив ее, опустошив и спалив другие поселения, он дошел до Хуэски. Его большое войско вытоптало, опустошило и пожгло окрестные засеянные поля; он сжег и все строения, которые находились за пределами города. Исполнив это, он в начале зимы вернулся к себе.

11. Когда вновь наступила летняя пора, славный император Карл отправился в Саксонию, приказав сыну следовать за ним и перезимовать в этой стране. Торопясь исполнить это, он приехал в Неус, там переправился через Рейн и поспешил присоединиться к отцу. Но прежде, чем прийти к нему, он повстречался в Остфалене с отцовским вестником, который принес приказ далее не утомлять себя походом, а разбить в удобном месте лагерь и там ждать его возвращения. Подчинив весь народ саксов (21), король Карл возвращался победителем. Когда сын поспешил к нему навстречу, он горячо обнимал и целовал его, очень хвалил и славил его поступки и объявил, что ему часто помогает его послушание, и что он рад такому сыну. И наконец, когда окончилась долгая и жестокая саксонская война, которая, как говорят, продолжалась тридцать три года, отец отпустил короля Людовика, и тот уехал на зиму со своими людьми в собственное королевство.

12. По завершении зимы император Карл воспользовался удобным временем, поскольку отдыхал от внешних войн, и начал объезжать области своего королевства, соседствующие с морем. Узнав об этом, король Людовик отправил в Руан послом Хадемара и просил его завернуть в Аквитанию и осмотреть дарованное ему королевство, а для этого приехать в Шассиньоль. Отец с уважением отнесся к его предложению, поблагодарил сына, однако просьбу отклонил, и велел скорее ехать к нему в Тур. Сын приехал, встретил весьма радушный прием и проводил его до Вера на обратном пути во Францию; вернувшись оттуда, он уехал в Аквитанию.

13. На следующее лето некто, кого герцог Барселоны Заддон считал своим другом, убедил его идти в Нарбонн. Его захватили, отвезли к королю Людовику, а затем перевезли к его отцу Карлу. В то время король Людовик собрал народ своего королевства и совещался с ним о том, что следует делать. Так как умер Бургундион, его графство Фезенсак вверили Лиутгарду. У гасконцев это вызвало беспокойство, которое переросло в такую наглость, что из его людей одних порубили, а других сожгли. Их призвали к ответу, они сперва отказались придти, но затем почему-то явились на обсуждение дела и понесли наказание, положенное за такие дела, так что по закону талиона (22) некоторых из них сожгли огнем. По завершении этого дела король и его советники увидели, что следует идти воевать Барселону; разделив войско на три части, король оставил одну из них при себе в Руссильоне, другую предназначил для штурма города (ею командовал Ротстаген, граф Героны), третью же он расположил за городом, чтобы на осаждающих внезапно не напали враги. Осажденные в городе послали в Кордову и требовали помощи. И король сарацин сразу отправил войско им на помощь. Когда подошли те, кого посылали в Сарагосу, они обнаружили, что на пути у них находится войско. Там были Вилельм и знаменосец Адемар, а с ними – большое подкрепление. Услышав об этом, они повернули в Астурию и учинили там резню, напав совершенно неожиданно, но доложили об этом с преувеличениями. Когда они отступали, наши вернулись к сотоварищам, осаждавшим город, присоединились к ним, окружили город и никому не давали войти или выйти, пока враги, застигнутые жестоким голодом, не начали резать на куски старые кожи и обращать их в жалкое подобие еды. Одни предпочитали смерть ужасной жизни и бросались со стен, другие воодушевлялись тщетной надеждой, полагая, что холодная зима помешает франкам продолжать осаду.

Но замысел разумных людей разрушил эту их надежду. Они подвезли отовсюду древесину и начали сооружать хижины, словно собираясь зимовать там. Увидев это, жители города расстались с надеждой, отчаялись и предали своего государя Хамура, родича Задона, и его преемника, и самих себя, и город сдали, как только появился случай сделать это безопасно. Когда наши поняли, что город изнурен долгой осадой и его вот-вот возьмут с боя или сдадут, они, как и подобало, позвали короля, чтобы город со столь знаменитым именем прибавил славы и королевскому имени, если тот будет присутствовать при его сдаче. Король выразил согласие с этим достойным планом. Итак, он приехал к своему войску, окружившему город, и шесть недель продолжал упорно и непрестанно осаждать его и наконец своей рукой добыл победу. Когда город был сдан и открыт, король назначил туда охрану на первый день, а сам отказался въехать, пока не решит, как достойно восславить Бога, милостиво ниспославшего столь желанную победу. Назавтра же он и его войско вошли в городские ворота, возглавляемые священниками и клириками, одетыми в парадные облачения и поющими хвалебные гимны, и прошествовали к церкви Святого и Победоносного Креста, чтобы возблагодарить Бога за дарованную победу. Затем он оставил там для охраны графа Беру с готским войском и отправился на зиму к себе. Узнав о том, что Людовику угрожает опасность со стороны сарацин, отец послал к нему на помощь брата Карла (23): тот пошел помогать брату и находился у Лиона, когда встретил посла брата-короля с сообщением, что город взят и ему не надо более беспокоиться. И он ушел оттуда и вернулся к отцу.

14. По окончании зимы, которую король Людовик провел в Аквитании, король-отец велел ему приехать в Аахен на совет к празднику очищения св. Марии матери Божьей. Приехав к нему и оставшись при нем, сколько тот пожелал, он уехал на четыредесятницу. А когда наступило лето, он с войском отправился в Испанию, прошел через Барселону и прибыл в Таррагону, захватил тех, кого там обнаружил, других обратил в бегство и все селения, замки и укрепления до самой Тортосы взял с боя и предал прожорливому пламени. Затем в местечке, которое называется Святая Колумба, он разделил свое войско на две части; большую из них он сам повел на Тортосу, а Изембарда, Хадемара, Беру и Бурреля с остальным войском спешно отправил наверх, чтобы они перешли реку Эбро и, пока он удерживает врагов, внезапно напали на их лагерь, либо, по крайней мере, растревожили всю округу и вселили в них трепет. Итак, король устремился к Тортосе, а названные мужи – в верховья Эбро; продолжая путь по ночам, и днем продвигаясь по лесной чащобе, они достигли истоков Цинки и Эбро и перешли через них. В пути они провели шесть дней, а на седьмой переправились. Все они остались невредимыми, опустошили обширные земли противника и дошли до самого большого их города, который называется Вилла-Рубеа; там они учинили неописуемый грабеж, поскольку недруг был застигнут врасплох и даже не подозревал ничего подобного. После этого те, кто смог ускользнуть во время нападения, оповестили всех вокруг, и было собрано большое войско сарацин и мавров, которое расположилось у них на пути, во вражеской долине, которую называют Валла-Ибана. Природное расположение этой долины таково: она представляет собой углубление, там и тут пересеченное ущельями и окруженное высокими горами, и если бы, не с Божьего ли усмотрения, проход туда не был бы затруднен, наши погибли бы от камней, которые враги без труда скатывали бы на них, или же просто попали бы в руки недруга. Но пока те строили дорогу, наши направились по другой дороге, более доступной и пологой, а мавры преследовали их не столько ради охраны своего края, сколько чтобы напугать их. Затем наши оставили добычу позади, повернулись к врагу лицом, оказали отчаянное сопротивление и с помощью Христа заставили их самих показать тыл. Сойдясь с ними, поубивали всех и радостно вернулись к оставленной добыче, а затем, через двадцать дней после своего ухода возвратились к королю бодрые, потеряв совсем немного людей. А король Людовик радушно встретил свое войско и вернулся домой, так как все вражеские земли вокруг были опустошены.

15. В скором времени король Людовик стал готовить поход в Испанию. Но отец воспретил ему предпринимать поход собственными силами. В то время он предписал ему строить корабли на всех реках, которые впадают в море, для защиты от норманнских набегов (24). Сыну он поручил охрану Роны, Гаронны и Силиды. Однако он отправил к нему и своего посланца Ингоберта, который должен был замещать его сына и по очереди водить войско против обоих врагов. Король по указанной причине остался в Аквитании, а его войско выступило в путь на Барселону. Там они обсудили, возможно ли как-нибудь тайно напасть на врагов, и придумали такой способ: построить корабли для переправы и каждый, сколько их ни будет, разделить на четыре части; каждую из частей две лошади или два мула смогут увезти достаточно далеко, а затем можно будет вновь собрать их с помощью заранее подготовленных гвоздей и брусков, а также смолы, воска и пакли, после чего их надлежит сразу же спустить к реке и заключить в кольцо всю округу. Получив такие наставления, большая часть людей во главе с названным посланцем Ингобертом отправилась к Тортосе, а те, кому поручили исполнить задуманное предприятие, Хадемар, Бера и прочие, провели три дня в пути, не имея другого крова, кроме неба, разводя огонь без дыма, чтобы он их не выдал, днем прячась в лесу, а ночью проходя, сколько возможно. На четвертый день они собрали корабли на Эбро, спустили их на воду, подняли коней на борт и поплыли. Все это было проделано с большими предосторожностями, чтобы затея случайно не обнаружилась. Ведь когда Абайдун, правитель Тортосы, занял берег Эбро, чтобы помешать нашим переправляться, а те, кого мы назвали выше, переправились указанным нами образом, некий мавр, войдя в реку, чтобы искупаться, увидел в воде лошадиный помет. Увидав же его, он, так как все они очень хитры, подплыл, разглядел помет, понюхал и закричал: "Знайте, товарищи мои, я предостерегаю вас о том, чего вы боитесь; ведь это помет не онагра или другого животного, употребляющего травяной корм. Это явно конские испражнения, ведь тут ячмень, корм лошадей и мулов, поэтому будьте настороже. Я уверен, что в верховьях реки нам готовят засаду". Тут же направляют двух людей разведать насчет поднявшихся на корабли лошадей. Они доложили Абайдуну, что видели наших, и это было правдой. И они, охваченные страхом, бросили все укрепления, какие были у Абайдуна, и обратились в бегство; наши захватили все, что те оставили, и провели эту ночь в их шатрах. Но Абайдун собрал вражеское войско и напал на них поутру. Однако наши, положившись на помощь свыше, вынудили врагов бежать, хотя и уступали им числом и многих перебили во время отступления; их войско не прекратило резню, пока дневное светило не померкло, землю не покрыл мрак и ночную тьму не осветили звезды. Совершив это с Христовой помощью, они вернулись к своим с большой радостью и с немалой добычей. В это время наши долго осаждали город, а затем вернулись домой.

16. На следующий год король Людовик положил самому идти на Тортосу, взяв с собой Хериберта, Лиутарда, Изембарда и большое войско из Франции. Подступив к городу, он непрерывно донимал осажденных с помощью таранов и других осадных орудий и проломил стены, так что его люди сражались без потерь, а горожане расстались с надеждой и сдали ключи от города. Добыв их, он отослал ключи к отцу с заверениями в любви. Это событие вселило великий страх в сарацин и мавров, которые боялись навлечь подобный жребий еще хоть на один город. Итак, король вернулся из города через сорок дней после начала осады и направился в собственное королевство.

17. Через год он приказал собрать войско и послать его в Хуэску с отцовским посланцем Херибертом. Приехав, куда их отправили, они осадили город, а тех, кто выступил против них, либо захватили живыми, либо отбросили и обратили в бегство. Но пока они осаждали город, прилагая менее усилий, чем следовало, некие безрассудные и легкомысленные юноши подошли близко к стенам и стали донимать осажденных сперва словами, а затем и стрелами. Горожане с пренебрежением отнеслись к столь малочисленному противнику и, рассудив, что ничто им не препятствует, открыли ворота и сделали вылазку. Завязалось сражение, убитые были с обеих сторон; наконец они возвратились к себе в город, а наши отступили в лагерь на отдых. Продолжив осаду, опустошив округу и сделав против врагов все возможное, они вернулись к королю, который в то время охотился в лесах. Тогда стояла поздняя осень. Король принял своих людей, вернувшихся из похода, и мирно провел зиму в своих владениях.

18. Когда следующим летом он созвал свой народ на собрание знати, до него дошел слух, что некая часть Гаскони, некогда принужденная к сдаче, сейчас задумала отпасть и подняла мятеж; ради общего блага он решил идти подавлять это своеволие. Все одобрили веление короля и сочли, что лучше самым суровым образом пресечь подобное, чем пренебречь им. С войском, снаряженным как должно, он пришел к городу Дакс и приказал явиться к нему тем, кого обвиняли в измене. Но они медлили с появлением, тогда он пришел в область по соседству с ними и отправил войско грабить их добро. После того как захватили все, что им принадлежало, они наконец пришли с мольбами и вернули себе утраченную благосклонность короля. Затем он с трудом перешел через Пиренейские Альпы, спустился к Памплоне и оставался там столько, сколько потребовалось для улаживания всех общих и частных дел; когда он возвращался через те же горные теснины, гасконцы, по свойственному им коварству, позабыли о благоразумии, составили заговор и попытались задержать его, но оказались неосторожны. Один из них, который должен был заманить их, был схвачен и повешен, а почти у всех остальных наши пленили жен и детей и везли их с собой, чтобы козни гасконцев не смогли причинить никакого ущерба ни королю, ни войску.

19. Затем король и его народ с Божьей милости вернулись к себе. И душа короля, как и с самого рождения, но ныне – еще сильнее воспылала благочестивым рвением в служении Богу и святой церкви, так что все его объявили в подобных делах не королем, а священнослужителем. Ведь все духовенство Аквитании знало, какие силы он отдавал богослужению с тех пор, как страну вверили ему, хоть он и действовал подобно тирану, вел в бой конницу, затевал войны, осыпал врага стрелами. Усердие короля привлекло отовсюду ученых людей, у которых он быстрее, чем можно поверить, обучился и чтению, и пению, а также пониманию божественных и мирских наук. Говорят, особенно его влекло к тем, кто оставил все свое ради любви к Господу и вел монашескую жизнь. После того, как он поцарствовал в Аквитании, его увлек подобный образ жизни и так над ним возобладал, что он решил последовать примеру достославного деда Карломана (25) и попытаться самому постичь вершины созерцательной жизни. Но он не смог исполнить свое желание, так как ему не позволяло отцовское запрещение, или, скорее, божественное провидение пожелало, чтобы человек столь благочестивый не укрылся в заботе только о своем спасении, но чтобы с его помощью и под его властью многие обрели спасение. И говорят, что им и под его властью многое было восстановлено, даже от основания возводились монастыри, в особенности эти: монастырь св. Филеберта, монастырь Шаруа, монастырь Конке, монастырь св. Максентия, монастырь Менат, монастырь Молье, монастырь Муассак, монастырь св. Савина, монастырь Массе, монастырь Нуайе, монастырь св. Теофрида, монастырь св. Пасцентия, монастырь Дусер, монастырь Салиньяк, монастырь св. Девы Марии, монастырь св. девы Радегунды, монастырь Девера, монастырь Деутера в округе Тулузы, монастырь Вадала; в Септимании – монастырь Анианы, монастырь Галуны, монастырь св. Лаврентия, монастырь св. Марии, который называют Инрубин, монастырь Коне и многие другие, которые, словно свечи, освещают аквитанское королевство. Воодушевленные его примером, многие епископы и миряне стали восстанавливать разрушенные монастыри и строить новые, которые глаз сразу отмечает. И в такое цветущее состояние он привел аквитанское королевство, что, разъезжал ли король, или сидел во дворце, ему едва ли приходилось слышать чьи-либо жалобы на какие-либо беззакония. Ведь король держал суд три раза в неделю. Однажды Карл, по совету своего посланца Аркамбольда, поручил сыну власть на некоторое время, и тот, говорят, возвратил управление государством назад, отцу; тот столь возликовал, что от великой радости прослезился и сказал окружающим: "О, товарищи мои, я поздравляю себя с тем, что нас одолела мудрость этого юноши, достойная старика". Затем, будучи верным слугой Божьим, честно взращивая вверенный ему талант, он постановил взять власть над всеми владениями своих предков.

20. К тому времени уже умер Пипин (26), король Италии, и Карл, его брат (27), недавно расстался с людскими заботами; это возбудило в нем надежду получить полную власть. Он посылал своего сокольничего Геррика к отцу обсудить некие неотложные дела, и с ним получил и от франков, и от германцев совет ехать к отцу и находиться подле него; они говорили, что отец его, как им кажется, уже состарился и скоро причинит детям жестокое горе, так как все предвещает его близкую кончину. Когда Геррик рассказал об этом королю, а король – своим советникам, почти все сочли подобный образ действий разумным. Но король медлил с исполнением замысла, чтобы не возбудить подозрений у отца. Однако Бог, из страха и любви к которому он не захотел так поступать, распорядился мудрее, ведь у него в обычае возвышать своих приверженцев более, чем можно подумать. Так как врагов утомила война, и они запросили мира, король оказал им милость, заключив перемирие на три года. Тем временем император Карл, полагая, что он уже достиг преклонных лет и опасаясь внезапно покинуть мир и оставить в беспорядке королевство, дарованное ему Богом, и навлечь на него бурю извне либо внутренние потрясения, отправил послов и призвал сына из Аквитании. Он радушно принял приехавшего сына, оставил его при себе на все лето и дал ему все наставления, какие счел необходимыми: как ему жить, царствовать, управлять королевством и блюсти закон; наконец, он увенчал его короной (28) и объявил, что с Божьей помощью ему отойдет почти все. По завершении церемонии тот уехал к себе. Оставив отца в ноябре, он вернулся в Аквитанию. Отец же стал мучиться из-за частых недугов, словно близился к смерти. Ведь смерть как будто посылает вперед вестников, возвещая о своем появлении. Его болезни словно состязались друг с другом и одолевали его телесные силы, пока, наконец, он совсем не обессилел и не слег; будучи со дня на день все ближе к смерти, он закончил свой последний день, как сам того хотел, распределив в завещании свое наследие, и оставил королевство франков в глубоком горе. И на его наследнике подтвердилась истинность слов утешения: "Мертв этот человек, но будто и не мертв; оставил он подобного себе сына и наследника". Итак 28 января в год по воплощении Господа нашего Иисуса Христа 814 благочестивый император Карл умер. И в это же время император Людовик, словно исполняя предначертание, назначил совещание знати на праздник очищения святой Матери Божьей Марии в месте, которое называется Дуэ.

21. Как только скончался его блаженной памяти отец, те, кто заботился о похоронах, то есть его дети и придворные послали к нему Рампона, чтобы он вовремя узнал об этой смерти и не откладывал своего приезда. Когда тот приехал в Орлеан, епископ этого города Теодульф, человек весьма ученый, обдумал причину его приезда и постарался оповестить императора, сразу отправив гонца и приказав ему добавить, что он ожидает приезда императора в город, если тот по пути завернет туда. Тот узнал об этом деле, подумал и приказал ему самому приехать. Затем, приняв одного за другим гонцов с печальной вестью, на пятый день снялся с места и, поскольку времени не хватало, велел освободить дорогу от народа. Больше всего он боялся, как бы Вала, занимавший первое место при императоре Карле, не замыслил чего-либо против него. Однако тот смиренно вверил себя его воле в соответствии с обычаем франков. А после его прихода вся франкская знать обрадовалась и толпами поспешила к нему; наконец он благополучно достиг Геристаля и на тридцатый день по отъезде из Аквитании вступил в аахенский дворец. Его душу, хотя и кротчайшую, смущало, что его сестры под отчим кровом творят дела, которые бросают тень на весь отцовский дом (29). Желая излечить эту язву, а также опасаясь, как бы не возник вновь скандал, как было некогда с Ходилоном и Хильтрудой, он послал Валу и Варнерия, а также Лантберта и Ингоберта, которые приехав в Аахен, приняли меры предосторожности, чтобы ничего подобного не произошло, и тщательно следили вплоть до его приезда за некими погрязшими в разврате и спеси оскорбителями королевского величия. Но пока он был в пути, некоторые из них попросили его снисхождения и получили его. Поэтому он наперед чувствовал, что народ, видя это, будет без страха ждать его прибытия. А граф Варнерий, не известив Валу и Ингоберта, но пригласив своего племянника Лантберта, приказал подлому преступнику Ходуину явиться к себе, чтобы схватить его и отомстить за короля. Но тот разгадал его тщательно скрываемый замысел, и поскольку решил подчиниться, и сам испытал, и Варнерию причинил великую беду. Ведь придя к нему, как тот велел, он убил самого Варнерия, а Лантберта, долгое время терзая его ноги, сделал калекой, и, наконец, сам погиб, пронзенный мечом. Когда об этом сообщили императору, его душу охватило такое сострадание к погибшему другу, что, как некогда сказал Туллий (30), человеку, достойному императорского сочувствия была почти возмещена утрата жизни.

22. Итак, император прибыл во дворец в Аахене, а франкские воины, во множестве находившиеся там, приняли его с большой любовью и вторично провозгласили императором. Когда все закончилось, он поблагодарил тех, кто позаботился о похоронах отца и подобающими увещеваниями облегчил печаль охваченных горем людей. Он также восполнил, как подобало, все, чего недоставало, чтобы почтить память о покойном родителе. По оглашении отцовского завещания оказалось, что из его имущества не осталось ничего, что не было бы распределено согласно его воле. В завещании было упомянуто все. Но Людовик распределил то, что он отписал церквям, надписав имена епископов, каковых долей была двадцать одна. А королевские украшения, которые он получил, закрепил за будущими поколениями. Затем определил, что следовало раздать по христианскому обычаю сыновьям, сыновьям и дочерям сыновей, а также королевским слугам и служанкам и всем бедным. Так император Людовик исполнил все, чего требовала запись.

23. Совершив это, император – поскольку он был величайшим из великих – велел удалить из дворца все сборище женщин, за исключением лишь немногих, кого он счел пригодными для служения королю. Сестер же он отправил каждую в свое владение, полученное от отца. Однако они еще и не такого заслуживали от императора и стали словно бы добиваться заслуженного наказания. После этого император прилежно выслушал посольства, отправленные к его отцу, но приехавшие уже к нему, позаботился о пышном приеме и отпустил их, богато одарив. Среди них был посол константинопольского императора Михаила, к которому Карл посылал послов, Амаллария, епископа Трирского, и Петра, аббата Нонантулы, дабы скрепить мир. На обратном пути названные послы привезли с собой послов Михаила, протоспафария Христофора и диакона Григория, отправленных к императору Карлу; они ответили на все, что было отписано. Отослав их, император отправил с ними ко Льву, замещающему императора, своих послов: Нортберта, епископа Редджио и Рихоина, графа Пуату, прося дружеского союза и возобновления и подтверждения прежнего договора. В тот же год в Аахене состоялось совещание знати, и он разослал по всем частям королевства верных людей, чтобы они в соответствии с законом упорно исправляли злоупотребления и по закону воздавали за все. Своего племянника Бернарда, короля Италии, приглашенного к нему и выказавшего сыновнее повиновение, он отпустил в свое королевство, щедро одарив. И с Гримоальдом, государем Беневента, который не приехал, но прислал своих послов, он договорился под клятвой, что каждый год тот будет вносить семь тысяч солидов в казну.

24. В тот же год он отослал двух своих сыновей – Лотаря – в Баварию, а Пиппина – в Аквитанию, третьего же, Людовика, еще ребенка, оставил при себе (31). В то время Хериольд, которому, казалось, принадлежала верховная власть над данами, был изгнан из королевства сыновьями Годфрида, нашел убежище у императора Людовика и присягнул ему по обычаю франков. Приняв его, король приказал ему ехать в Саксонию и там укрываться до того времени, когда он сможет предоставить ему помощь для возвращения королевства. В то время император милостиво восстановил у саксонцев и фризов их право, унаследованное от отцов, которое они потеряли из-за своего вероломства при его отце. Некоторые называли это великодушием, другие же – безрассудством, так как этим народам свойственна прирожденная свирепость, и их следует сдерживать кнутом, чтобы, не чувствуя узды, они не предались бесстыдной измене. Но император посчитал, что свяжет их крепче, если щедро одарит их милостью, и он не был обманут в своих надеждах. Ведь эти народы впоследствии всегда были ему в высшей степени преданы.

25. По прошествии года императору сообщили, что некие могущественные римляне составили заговор против папы Льва, но папа, победив и схватив их, предал смертной казни по закону римлян. Император с горечью воспринял подобную суровость первого священнослужителя мира, поэтому он послал туда короля Италии Бернарда, чтобы тот разузнал, что истинно, а что ложно в слухах об этом событии и сообщил ему через Герольда. Король Бернард приехал в Рим и передал, что увидел, с названным послом. Но сразу же приехали и послы папы Льва, Иоанн, епископ Сильвы-Кандиды, и номенклатор Теодор, а также герцог Сергий, чтобы очистить папу Льва от выдвинутых обвинений. Затем император велел саксонским графам и ободритам (32), некогда починившимся Карлу, оказать Хериольду помощь в восстановлении его королевской власти, и отправил с этим поручением Балдрика. Они переправились через реку Эдер и оказались на земле норманнов, в месте, которое называется Синленди. Но сыновья Годфрида были уверены, что те ведут в изобилии войска и корабли, и не пожелали выйти им навстречу и вступить в сражение, поэтому те разграбили и спалили, что успели, а сверх того еще приняли сорок заложников из этого народа. Совершив это, они вернулись к императору в место, которое называется Падеборн, куда к нему съехался весь народ на совещание знати. Туда также прибыли князья и знать восточных славян. В тот же год Абулат, предводитель сарацин, просил императора о трехлетнем перемирии. Сперва оно было достигнуто, но затем отвергнуто как бесполезное, и сарацинам объявили войну. В это время епископ Нортберт и граф Рихоин вернулись из Константинополя после того, как был скреплен договор между этим народом и франками. Так как папа Лев в то время был болен, римляне попытались отнять и вернуть себе владения, которые они называют домокультами, так как папа учреждал и новые, но отбирал те, которых требовали против закона, чего никто из судей не ожидал. Этим попыткам воспротивился король Бернард с помощью Винигиза, герцога Сполето, и направил к королю вестника с сообщением об этих событиях.

26. После этого император мирно и благополучно провел суровую зиму, а по наступлении ласкового лета послал тех, кого называют восточными франками, а также саксонских графов против славян-сорабов (33), которые объявили, что отвергают его власть. По милости Христа он быстро и легко подавил их движение. Но и ближние гасконцы, которые населяют места, прилежащие к Пиренейским горам, примерно в это время отложились от нас по свойственному им безрассудству. Причиной восстания послужило то, что император удалил от них их графа Сивуина в наказание за его дурные обычаи, которые были почти невыносимы. Однако они были укрощены двумя походами, которыми он покарал их затею, и пожелали сдаться. Между тем императору сообщили о кончине Льва, папы Римского, что случилось 25 мая, на двадцать пятый год его правления; на его место избрали диакона Стефана (34), который после посвящения не замедлил явиться к императору. Едва миновало два месяца, как он радостно поспешил встретиться с ним. Однако вперед он отправил посольство, которое бы удовлетворило императора касательно его посвящения. Будучи извещенным о его прибытии, император приказал племяннику Бернарду его сопровождать. Но он отправил встречать его и других послов, которые оказали ему подобающие почести. Сам он положил ожидать его приезда в Реймсе. Навстречу ему он велел выйти архикапеллану священного дворца Хильдебальду, Теодульфу, епископу Орлеанскому, Иоанну, епископу Арльскому и многим другим служителям церкви в парадных облачениях. Император прошел последний милиарий от монастыря св. Ремигия и с большим почетом принял наместника св. Петра, помог ему сойти с коня и поддержал рукой при входе в церковь, а духовные чины с воодушевлением пели "Тебя, Бога, хвалим…!" По окончании гимна римское духовенство возгласило должные хвалы императору, а закончил все папа своей молитвой. По завершении этого его провели в дом, где он изложил причины своего приезда, а также благословил хлеб и вино; император вернулся в город, а папа остался там. Но назавтра император пригласил папу к себе, угостил изобильным обедом и почтил богатыми дарами. Подобным же образом на третий день император был приглашен папой и получил от него много разных подарков, а назавтра, в воскресенье, император был увенчан императорской короной и во время мессы отмечен благословением. Затем, по окончании всего этого, папа, получивший то, что он просил, вернулся в Рим. Император же уехал в Компьен и там принял и выслушал послов Абдирахмана, сына короля Абулаза. Пробыв там двадцать дней или более, он отправился на зиму в Аахен.

27. Император благоразумно велел послам сарацинского короля сопровождать его. Когда они приехали туда, их задержали почти на три месяца; после же, когда они уже жалели о своем приезде, император позволил им уехать. Оставаясь в том же дворце, он принял посла константинопольского императора Льва, по имени Никифор. Затем было и посольство из пределов римлян, далматинцев и славян, хлопотавшее о заключении дружеского союза. Но поскольку отсутствовали и они, и Хадалон, префект приграничной области, и без них этого нельзя было решить, Альгарий был отправлен в Далматию, чтобы заключить мир с Хадалоном, правителем этой области. В тот же год сыновья Годфрида, некогда короля норманнов, отправили послов, прося у императора мира, поскольку Хериольд теснил их. Эти просьбы он отверг как бесполезные и притворные, а Хериольду отправил помощь против них. В тот год, 5 февраля, луна погасла во втором часу ночи, а в созвездии Возничего появилась яркая комета. Папа Стефан скончался на третий месяц после того, как вернулся из Франции в Рим, а на римскую кафедру вместо него был избран Пасхалий (35). После торжественного посвящения он отправил к императору с послами письмо с извинениями и большие дары, уверяя, что он не столько добился этой почести из-за своего честолюбия и по своему желанию, сколько она сама свалилась на него благодаря выбору духовенства и решению народа. Его послом был байюл Теодор, номенклатор, который, совершив посольство и добившись просимого, вернулся, по обычаю своих предшественников, за подкреплением договора о дружбе.

28. Уже подходил к концу сорокадневный пост того года, и в пятый день последней недели, когда празднуется достопамятная трапеза Господа, император, совершив все, чего требует столь торжественный день, пожелал вернуться из церкви в королевский дворец, деревянная галерея, через которую надо было пройти, пораженная гнилью, обветшавшая и истлевшая от постоянной сырости, треснула и подломилась под ногами императора и его спутников; грохот наполнил весь дворец страхом, каждый боялся, как бы императора не придавило в этом внезапном падении. Но Бог, возлюбивший его, защитил и от этой опасности. Ведь хотя более двадцати его спутников свалились на землю вместе с ним и получили различные увечья, он не претерпел никакого ущерба, разве что ушиб грудь рукоятью меча, слегка ободрал мягкую кожу уха и ударился о дерево ляжкой близ паха, но это быстро вылечили. Вверенный заботе врачей, он вскоре восстановил прежнее здоровье. По прошествии двадцати дней он отправился на охоту в Нимвеген. Закончив охоту, император собрал в Аахене съезд знати, во время которого сполна показал, какое жаркое рвение к делу служения Богу бьется в теснине его груди. Созвав епископов и духовенство святой церкви, он побудил их составить книгу о правилах канонической жизни, в которой проявилось все совершенство этого порядка, словно его обновили. В книгу он также приказал внести указания о еде, питье и всем необходимом, чтобы все мужчины и женщины, служившие Христу в соответствии с этим уставов, не терпели никакой нужды и помнили только о несении службы Господу. Эту книгу он с надежными посланцами разослал по всем городам и монастырям с каноническим уставом своего королевства, чтобы ее везде переписывали и чтобы им доставили все необходимое содержание, предписанное ею. Это великое событие стало счастливым предзнаменованием для церкви и вечным памятником благочестивому императору, достойному всяческой хвалы. Подобным же образом любезный Богу император установил, чтобы бенедиктинский аббат, а через его посредничество – и монахи, что всю жизнь переходят из монастыря в монастырь, вводили во всех монастырях, как мужских, так и женских, единообразный и неизменный обычай жить в соответствии с уставом св. Бенедикта. Также благочестивый император, решив, что не должно служителям Христа быть в рабстве у людей и что многие ищут церковной службы по своей жадности, ради личных нужд, постановил, чтобы каждый несвободный человек, приступая к служению алтарю по склонности и здравом размышлении, был сперва отпущен своими господами, мирянами или священнослужителями, и только затем постепенно возводился к алтарю. Желая также, чтобы церковь располагала собственными средствами на расходы, дабы служением Богу не пренебрегали из-за какой-нибудь нужды, он включил в названный эдикт указание, чтобы каждой церкви поставлял содержание один манс, платя законную подать и предоставляя слугу и служанку. Таковы были упражнения императора, его ежедневные школьные занятия, его площадка для состязаний, и это видел Тот, чей град ярче сияет благодаря святому учению и богоугодной деятельности; а кто унизит себя перед бедняком, подражая в смирении Христу, тем выше поднимется. Наконец и епископы, и клирики стали отказываться от золоченых перевязей и поясов и кинжалов, отягощенных самоцветами. И я показываю, что он так же поступал, если духовенство и устремлялось к блеску мирских украшений.

29. Но враг рода человеческого не снес благочестия императора, святого и достойного Бога, и, нападая отовсюду и неся с собой войну против всех церковных учреждений, повел все свои войска в бой и терзал храброго воина Христова и силой, и коварством, когда только мог. Ведь надлежащим образом все это установив, император пожелал на том же совете назвать своего первородного сына Лотаря своим соправителем, а двух других сыновей послал: Пипина – в Аквитанию, а Людовика – в Баварию, чтобы народ узнал, чьей власти следует повиноваться; и тут же императору сообщили об отложении ободритов, которые заключили союз с сыновьями Годфрида и тревожили заэльбскую Саксонию. Направив против них достаточно войска, император с Божьей помощью подавил их восстание. Сам он отправился охотиться в чащобах Вогез. Когда охота была закончена по обычаю франков, он вернулся в Аахен к концу зимы, и его известили, что Бернард, его племянник и король Италии, который, став королем, занимал при его отце очень высокое положение, из-за наущений неких дурных людей настолько обезумел, что отложился от него (36), все города и знатные люди Италии присягнули ему, а всякий доступ в Италию закрыли, выставив заслоны и стражу. Когда надежные вестники, епископ Ратальд и Суппон, рассказали об этом и император узнал все наверняка, он собрал войска отовсюду, и из Галлий, и из Германии и выступил с огромными силами в Шалон. Так как Бернард видел, что их силы неравны и он не сможет продолжить начатое, поскольку ежедневно его покидали многие его союзники, он, отчаявшись, приехал к императору и, сложив оружие, бросился к его ногам и покаялся в своих дурных поступках. Его примеру последовали наиболее знатные из его людей; сложив оружие, они предали себя власти и суду императора. Заговорщики на первом допросе открыли, как и почему начался мятеж, к какому концу они хотели его привести, с кем заключили союз. Зачинщиками их заговора были, без сомнения, Эггидео, лучший друг короля, Регинерий, некогда пфальцграф императора, сын графа Мегинхерия, а также Регинхард, препозит королевской казны. Соучастниками этого злодеяния были многие миряне и клирики, буря захватила и нескольких епископов, а именно Ансельма Миланского, Вольфольда Кремонского и Теодульфа Орлеанского.

30. После того, как главари мятежа были выявлены и заключены под стражу, император вернулся на зиму в Аахен и задержался там, справляя пасхальные торжества. После завершения празднеств он согласился смягчить наказание Бернарду, все еще королю, и его сообщникам в упомянутом злодеянии, и хотя по закону франков их следовало обезглавить, он велел ослепить их. Но хотя император проявил милосердие, в отношении некоторых из них должное отмщение было доведено до конца. Ведь Бернард и Регинхард, вырываясь во время ослепления, причинили себе смерть. Многих епископов, вовлеченных в это дело, он низложил с кафедр и отправил в монастыри. Из остальных же он никого не наказал лишением жизни или отсечением членов, но в соответствии с виной одних изгнал, других приказал постричь в монахи. Затем императора известили о неповиновении буйных бретонцев, которые дошли до такого безрассудства, что дерзнули назвать одного из них, по имени Марман, королем и отказались от всякого подчинения. Чтобы покарать их безрассудство, император собрал отовсюду военные силы и направился к пределам бретонцев; проведя совет знати в Ванне, он вторгся в их провинцию и в скором времени без труда опустошил всю; наконец Марман был убит во время переговоров с защитниками замков королевским конюхом по имени Хозлон, после чего вся Бретань покорилась и предложила вновь присягнуть на верность, условием чего император поставил возобновление службы. Были выданы и приняты заложники, какие и сколько приказано, и всю землю распределили в соответствии с его волей.

31. Покончив с этим, император вернулся из пределов Бретани и приехал в Анжер. Королева Хирменгарда, которая уже долго болела там, прожила два дня после возвращения императора, а на третий день, 3 октября, умерла. В тот год пятого июля произошло солнечное затмение. Позаботившись о похоронах королевы, император сразу отправился на север, в Аахен через Руан и Амьен. Когда он вернулся и вступил в Геристальский дворец, к нему поспешили послы Сигона, герцога Беневентского, которые принесли большие дары и оправдали своего господина, обвиненного в смерти его предшественника Гримоальда. Пришли послы и от других народов, от ободритов, годусканов и тимотианов, которые недавно покинули болгар и заключили с нами союз. Были там и послы Лиутевита, правителя нижней Паннонии, которые обвиняли Кадала – как после выяснилось, ложно – в том, что его свирепость для них непереносима. Выслушав их, приняв и отпустив, император, как и намеревался, провел зиму в этом же дворце. Пока он находился там, саксонские герцоги выдали ему Склаомира, короля ободритов. Поскольку похоже было, что он замышлял измену, а он не нашел, что ответить на обвинения, его отправили в изгнание, а его королевство было передано Кеадрагу, сыну Траскона.

32. В это же время некий гасконец, по имени Люп и по прозвищу Центилл, поднял мятеж и ввязался в бой с Верином, графом Оверни и Бенегарием, графом Тулузы, и там потерял среди многих других своего брата Герсана. Тогда он спасся бегством, после чего его привели и приказали изложить дело; побежденный разумными доводами, он был осужден на изгнание. Той зимой император устроил в том же дворце съезд знати своего народа; когда со всего королевства вернулись его посланцы, которых он посылал узнать о положении святой церкви, об упущениях, которые следует исправить, о том, что надо упрочить, он их выслушал и отдал некоторые полезные распоряжения, и еще прибавил, вдохновляемый свыше, и не оставил без внимания ничего, что позволило бы почтить святую Божью церковь. Среди прочего, он добавил некоторые главы к законам, из-за которых судебные дела, казалось, хромали и которые отныне использовались, будучи необходимыми. В это время, поддавшись на уговоры своих людей, он задумал вступить в супружество, ведь многие опасались, как бы он не пожелал отказаться от управления королевством. Наконец, удовлетворив желание своих людей, он осмотрел свезенных отовсюду дочерей знатных мужей и взял в жены Юдифь (37), дочь благородного графа Вельпона. На следующее лето его народ съехался к нему во дворец в Ингельхейме. Там он принял вестников из своего войска, которое было послано для подавления открытого мятежа Лиудевита. Но это поручение осталось невыполненным. Из-за этого надменный в своей гордыне Лиудевит выставил через послов некие условия императору: если император-де их исполнит, он будет как прежде повиноваться его велениям. Но это предложение было отвергнуто, как бессмысленное. Лиудевит, движимый вероломством, стоял на своем и заключил преступный союз с кем только смог. После благополучного возвращения войска из пределов Паннонии, когда Лиудевит все еще упорствовал в своем вероломстве, Кадолак, герцог Фриуля, заболел лихорадкой и скончался, а Балдерик, его сын, стал его преемником. Впервые приехав в свою провинцию и вступив в Каринтию с небольшим сопровождением, он разбил войско Лиудевита близ реки Дравы и, прогнав оставшихся, вынудил их покинуть пределы своих владений. Лиудевит, убежав от Балдрика, поспешил к Борне, правителю Далматии, который тогда находился у реки Кулпа. Но Борна, непонятно из-за вероломства годусканов ли или же из-за страха предательства, с помощью своих людей избежал оскорбления у себя дома, а тех, кто предал его, впоследствии подчинил. Следующей зимой Лиудевит вступил в Далматию и попытался полностью ее опустошить, убивая все живое, а неживое предавая огню. Так как Борна не мог помериться с ним силой, он искал, как хитростью причинить вред. Он не объявил ему открытую войну, но так донимал его и его войско внезапными нападениями, что устыдил его и заставил раскаяться. Ведь он вынудил его покинуть страну при том, что из его собственного войска погибло всего трое воинов, и они захватили много лошадей и добра. Император с радостью услышал об этом, находясь в Аахене. Между тем гасконцы, затеявшие беспорядки по врожденной склонности к мятежам, были в тот год усмирены Пипином, сыном императора, причем так, что никто из них не осмелился взбунтоваться; это поручил ему отец. По завершении этого император распустил собрание и отправился в Арденны, так как время благоприятствовало охоте, а на зиму вернулся в аахенский дворец.

33. Следующей зимой император собрал в этом же дворце множество людей. В это время Борна жаловался на нападение Лиудевита и получил от императора в помощь большое войско, которое могло бы просто вытоптать его земли. Разделенное на три части, оно прежде всего опустошило огнем и мечом подвластные ему земли, а сам Лиудевит укрылся за высокими стенами некоего замка и не выходил ни на бой, ни на переговоры. По их возвращении домой жители Крайны и Каринтии, которые примкнули было к Лиудевиту, присягнули Балдрику, нашему герцогу. На этом собрании Бера, против которого выступил некий Санила и оспорил его власть, по закону сразился с ним – ведь у готов полагается в таком случае конный поединок – и был побежден. Но хотя по закону его следовало покарать отсечением головы за оскорбление величества, по милости императора он сохранил жизнь и получил приказ находиться в Руане. В это время императору сообщили, что тринадцать пиратских кораблей вышли из портов страны норманнов и хотят ограбить наши пределы. Император велел бдительно следить за ними и быть настороже; изгнанные с земель Фландрии и из устья Сены, они обратились против Аквитании, опустошили округ Бувина и вернулись, нагруженные большой добычей.

34. В тот год император провел зиму в Аахене. Той зимой, в феврале в Аахене состоялся съезд знати; три отряда были направлены разорять владения Лиудевита, а также, нарушив мнимый мир, казалось, заключенный с Абулатом, королем сарацин, объявили ему войну. В тот же год первого мая император созвал другое собрание в Нимвегене, на котором он велел зачитать условия разделения королевства, которое он сделал между своими сыновьями, чтобы это подтвердила вся присутствовавшая там знать. Там же он принял, выслушал и отпустил послов папы Пасхалия, Петра, епископа Читавеккиа, и номенклатора Льва. Удалившись оттуда, он вернулся в Аахен, а оттуда – через Вогезы – в Ремиремонт, где и провел остаток лета и половину осени. Между тем Борна был убит, а преемником его император назначил его племянника Ладасклея. В то время он принял вестника с сообщением о смерти Льва, константинопольского императора, который был убит своими придворными во главе с Михаилом, а Михаил занял его место, опираясь на своих сообщников, прежде всего – на воинов-преторианцев. В том же году, в середине октября состоялся общий съезд знати в Диденхофене; там император торжественно сочетал браком своего первородного сына Лотаря с Хирменгардой, дочерью графа Хугона (38). При этом присутствовали послы папы Римского, примицерий Теодор и Флор, которые привезли разные подарки. А милосердие императора, которое всегда блистало в любых обстоятельствах, открыто показало на этом собрании, сколько его в императорской груди. Ведь созвав всех, кто составлял заговоры против его жизни и королевской власти, он не только даровал им жизнь и целостность членов, но и с великой щедрости вернул им владения, которых они были лишены по закону. Адаларда, некогда аббата монастыря Корби, а ныне пребывающего в монастыре св. Филеберта, он восстановил в прежней должности в монастыре, и брата его Бернария призвал из монастыря св. Бенедикта и, простив, как и брата, вернул на прежнее место. Совершив эти и другие полезные дела, он отправил сына Лотаря на зиму в Вормс, а сам вернулся в Аахен.

35. В следующем году император велел собрать общий съезд в Аттиньи (39). На него съехались епископы, аббаты и духовенство, а также знатные люди его королевства; прежде всего он постарался помириться с братьями, которых против их воли заставил постричься в монахи, пока не показалось, что он устранил всякую неприязнь. Наконец, он сам прилюдно покаялся в своем заблуждении и, подражая примеру императора Феодосия, сам принял наказание, в том числе и за то, что он совершил против своего племянника Бернарда; исправив все, что он смог припомнить из проступков своих и своего отца щедрой раздачей милостыни и постоянными молитвами слуг Христовых, а также лично давая удовлетворение, он настолько умилостивил Бога, будто его жестокие, хотя и законные дела и не были совершены. В это же время он благополучно переправил войско из Италии в Паннонию, против Лиудевита. Тот, не желая там оставаться, бросил свой город, и, приехав жаловаться к некоему далматинскому государю, был им принят у себя в городе. Но он хитростью захватил своего хозяина и подчинил его город своей власти. И хотя он и не воевал с нами, и не вступал в переговоры, однако отправил послов, передал, что он ошибался и пообещал приехать к императору.

В это же время императору сообщили, что блюстители испанской границы пересекли реку Сегр, проникли во внутреннюю Испанию и благополучно вернулись с большой добычей, разграбив и спалив все, что попалось им на пути. Также и те, кто стерег границы Бретани, вторглись в Бретань и мечом и огнем опустошили округу из-за некоего бретонского мятежника, которого звали Виомарк. По завершении собрания император послал в Италию своего сына Лотаря, а с ним – монаха Валу, своего родича и гостиария Герунка, чтобы он в соответствии с их советами управлял делами итальянского королевства, и общими, и частными, и заботился об их процветании. А своего сына Пипина он решил послать в Аквитанию, но прежде женил его на дочери графа Теотберта, а затем, наконец, отправил управлять упомянутым краем. Устроив все это, он по обычаю франков провел осень, охотясь, а на зиму отправился за Рейн, в место, которое называется Франкфурт; а там велел собрать съезд народов, живущих вокруг, то есть всех, кто обитает за Рейном и подчиняется власти франков. Поговорив с ними обо всех неотложных делах, он обдумал подобающее решение для каждого дела. На этом собрании присутствовало посольство аваров, приехавшее с дарами. Были там и послы норманнов, которые просили возобновить и подтвердить мирный договор. Выслушав их и отпустив, как подобало, он подготовил в том же месте все, что было его достойно и соответствовало времени года и перезимовал в недавно построенном здании.

36. В том же городе, то есть во Франкфурте император собрал по окончании зимы совет южных франков, саксонцев и других народов, сопредельных им; там он успешно положил конец вражде двух братьев, которые упорно соперничали из-за королевства. Они были родом вильцы, сыновья Лиуба, некогда короля, их имена были Милекваст и Цедеадраг; Лиуб, их отец, объявил войну ободритам, погиб на ней и королевство должно было перейти к первородному сыну. Но так как старший принялся управлять королевством с большим рвением, чем позволяло дело, любовь народа обратилась на младшего брата. Когда они явились с этим спором пред лицо императора, разузнали, какова воля народа, и государем был объявлен младший брат, однако император обоих щедро одарил, связал священной клятвой и сделал их друзьями друг другу и себе. Тем временем Лотарь, сын императора, который, как было сказано, отправился по приказу отца в Италию и благополучно управлял там делами по совету отосланных вместе с ним мужей, кое-что совершив, а кое-что затеяв, решил вернуться к отцу и отчитаться за все. По приглашению папы Пасхалия он приехал в Рим перед началом пасхальных торжеств, был принят папой с величайшим блеском и в самый священный день в церкви св. Петра получил императорскую корону вместе с титулом августа. После этого он приехал в Павию и задержался там из-за каких-то неотложных дел, воспрепятствовавших ему, поэтому к отцу он прибыл в июне месяце, известив его о сделанном и расспросив о начатых делах. Для выполнения незавершенных дел был послан граф Адалард, а в товарищи ему дали Мауринга. В то время умер Гундульф, епископ Метцский, а духовенство и народ его церкви, будто одушевленные единым духом, попросили дать им в пастыри Дрогона, брата императора (40), живущего в согласии с канонами, и казалось удивительным, как желание и императора со знатью, и всего народа собралось воедино, словно творог, и вспоминают, что все этого хотели и никто не был против. Поэтому император радостно согласился с просьбой церкви и дал им в первосвященники, кого они просили. На этом же собрании стало известно о смерти тирана Лиудевита, кем-то коварно убитого. Император распустил это собрание и назначил другое собрание на осень в Компьене.

37. В это же время императору сообщили, что Теодора, примицерия святой римской церкви и номенклатора Льва ослепили, а затем обезглавили в Латеранском дворце. Убийцами двигала зависть, ведь поговаривали, что убитые претерпели такое из-за верности Лотарю. Молва об этом событии чернила и папу, так как считалось, что все произошло с его согласия. Чтобы детально расследовать это дело, император отправил в курию Аделунга, аббата монастыря св. Ведаста и графа Хунфрида, однако прежде приехали послы Пасхалия, Иоанн, епископ Сильвы-Кандиды, и Бенедикт, архидиакон святой римской церкви, которые противопоставили обвинениям оправдания и представили императору объяснение дела. Он их выслушал и отпустил с подобающим ответом, а отправленным послам предписал идти в Рим, как и было велено, и расследовать сомнительную истину. Сам он, видимо, находился в разных местах, а в назначенное время, 1 ноября, приехал в Компьен. На это собрание вернулись послы, отправленные в Рим, и сообщили, что папа Пасхалий вместе с многими епископами очистился клятвой от обвинений в соучастии в убийстве, убийц же никак не смог найти, но уверен также, что убитые претерпели по заслугам; равным образом были с ними и послы от папы с подобным же сообщением. Имена послов были Иоанн, епископ Сильвы-Кандиды, библиотекарь Сергий, субдиакон Кварин, и Лев, магистр милитум. Император, по природе своей весьма снисходительный, не смог более мстить убийцам, хотя и желал этого, решил прекратить расследование и с подобающим ответом отпустил римских послов. В то время душу императора взволновали некие объявившиеся вещие знаки, в особенности трясение земли в аахенском дворце и неслыханный шум по ночам, а некая девушка двенадцать месяцев постилась, почти полностью воздерживаясь от еды, были частые и необычные молнии, камни падали вместе с градом, на людей и животных напал мор. Из-за этого благочестивый император часто постился, постоянно молился и раздавал щедрую милостыню, чтобы смягчить Бога через посредничество священников, говоря, что все это несомненно грозит великой бедой человеческому роду. В этом же году, в июне месяце королева Юдифь родила ему сына, которого при крещении он пожелал наречь Карлом (41). В тот же год графам Эблу и Азенарию было приказано идти за высокие Пиренейские горы. Они с большим войском дошли до Памплоны, а когда возвращались оттуда, изведали обычное для тех мест вероломство и свойственное местным жителям коварство. Ведь они были окружены обитателями этого места, потеряли все войско и попали во вражеские руки. Те отослали Эбла к некоему сарацинскому королю Кордовы, а Азенария отпустили, поскольку их тронула общность крови.

38. Между тем Лотарь, отосланный, как было сказано отцом, приехал в Рим и был любезно и с почестями принят папой Евгением (42). И приехавшие спросили его, почему люди, верные императору и Франции, были несправедливо убиты, а те, кто остался жив, все еще подвергаются опасности, почему также столько жалоб было на римских пап и судей, и почему, как они узнали, имущество многих людей было беззаконно отобрано из-за невежества либо праздности некоторых пап и слепой и ненастной алчности судей. Поэтому, вернув все, что было незаконно конфисковано, Лотарь принес большую радость римскому народу. Также было установлено, согласно древнему обычаю, что люди, отправляющие правосудие, будут посылаться императором и в срок, угодный императору, будут вершить суд над всем народом и каждому воздавать равной мерой. Вернувшись оттуда, сын рассказал об этом отцу, и насколько же обрадовался приверженец равенства и почитатель справедливости тому, что подавленная среди них справедливость стала вдруг подниматься.

39. После этого император велел собрать съезд своего народа в мае месяце в Аахене. На нем присутствовало болгарское посольство, которое по его приказу долго находилось в Болгарии; его вызвали, чтобы выслушать: речь в основном шла об охране порубежных земель между болгарами и франками после заключения мира. Были там и многие знатные бретонцы, которые много рассуждали о подчинении и послушании между ними и Вимарком, который считался правителем другой части бретонцев и дошел в своем безрассудстве и невероятной дерзости до того, что вынудил императора устроить поход в его владения, чтобы подавить его гордыню. Но когда тот сказал, что готов понести наказание за свои поступки и присягнуть на верность императору, он, как обычно, склонился к милосердию, радушно принял его и богато одарил наряду с другими гражданами и разрешил вернуться на родину. Однако впоследствии он проявил необычайное вероломство, так как пренебрег всеми своими обещаниями и не прекратил нападать на соседние с ним владения верных императору людей и причинять им постоянное зло, и докатился до того, что был захвачен людьми Лантберта в собственном доме и снискал конец, подобающий всем дурным людям. Император, отпустив как болгарское, так и бретонское посольство, тайно отправился поохотиться в Вогезы и охотился до тех пор, пока в августе не вернулся в Аахен на заранее условленный съезд всего народа. В это время он просил подтвердить в октябре мир, которого просили норманны; затем, совершив все, что решено было совершить и завершить на этом собрании, император с сыном Лотарем уехал в Нимвеген, отослав младшего, Людовика, в Баварию, а по окончании осенней охоты, в начале зимы вернулся в аахенский дворец. На собрание вернулись болгарские послы, которые отвозили императорское письмо: их король с недовольством воспринял послание, так как не добился просимого. С досадой отправив посланца, он велел, чтобы либо граница была установлена сообща, либо каждый будет отстаивать свои пределы со всей возможной отвагой. Но так как распространился слух, что король лишился своего королевства из-за этого приказа, император задержал посольство до тех пор, пока через графа Бетрика не узнал, что слухи были ложными. Узнав правду, он отпустил посла с невыполненным поручением.

40. В тот же год, 1 февраля, сын императора Пипин приехал к отцу, который проводил зиму в Аахене. Отец поручил ему быть наготове и если что-нибудь новое произойдет в Испании, встретить это как сможет. А император приехал 1 июня в Ингельхейм и там явился на собрание своего народа, созванное по его предписанию. На этом собрании он, как обычно, вспомнил о многих вещах, полезных церкви, установил их и определил; также он принял посольство и от святого римского престола, и от аббата Доминика с горы Оливеты, выслушал их и отпустил. И двух герцогов, Цеадрага Ободритского и Тунглона Сорабского, хотя их обвиняли и испытание оказалось не слишком блестящим, он отпустил восвояси, сняв обвинения. Туда приехал и Хериольд из норманнских краев, с женой и немалым войском данов и был вместе со всеми своими спутниками погружен в воду святого крещения в Майнце, у св. Альбана, а от императора получил много подарков. Затем благочестивый император, опасаясь, как бы из-за этого поступка не оказалась в небрежении его родная земля, даровал ему некое графство во Фризии, название которому Рустинген, которое он и его люди смогли бы, если возникнет необходимость, защитить. Там присутствовали Балдрик и Геральд, и другие защитники границы с Паннонией, а Балдрик привез к императору священника Георгия, человека добрых правил, который сулил построить орган на греческий лад. Император радушно его принял и, так как Бог наделял королевство франков вещами, прежде неведомыми, горячо поблагодарил его, поручил заботам Танкульфа, священника дворцовой церкви и приказал выплачивать ему содержание и подготовить все, что будет необходимо для этой работы. В тот же год он приказал германскому народу собраться в середине октября на съезд за Рейном, в городе Зальце. Когда они находились там, их известили о вероломной измене Айзона, который сбежал из дворца императора, приехал в город Вик и, принятый там, разрушил Роду, а тем, кто пытался сопротивляться, причинил немало бед, замки же, которые смог захватить, укрепил и разместил там гарнизоны; также, отправив своего брата послом, получил от короля сарацин, именем Абдирамана, большое и сильное войско против нас. Это возмутило душу императора и побудило его к отмщению. Однако он решил ничего не предпринимать наспех и задумал, по совету своих людей, выяснить причину такого поступка. В это же время Хильдуин, аббат монастыря св. Дионисия отправил монахов с прошением в Рим, к Евгению, первосвященнику святого римского престола, настоятельно прося его перенести к нему в монастырь святые кости мученика Себастиана. Папа удовлетворил его благочестивое желание и отослал с упомянутыми послами останки святого воина Христова. Названный муж с благоговением принял их и поместил в переносном ковчеге, как их и привезли, близ тела св. Медарда. Когда они находились там, Бог ради их прибытия даровал смертным столько доброго, что это превзошло всякое множество. Ведь суть веры пребудет в том, что ушам следует верить в то, в чем убеждают, и надо не бороться с велением свыше, но верить, что возможно все.

41. Помимо этого, Айзон нападал на обитателей приграничных земель и особенно разорял районы Цердана и Балле; опираясь на помощь мавров и сарацин, он в своей свирепости дошел до того, что некоторые наши люди были вынуждены покинуть замки и укрепления, которые они ранее держали, а многие из наших изменили и заключили с ними союз. Среди прочих и Виллемунд, сын Беры, присоединился к его измене. Для подавления этого мятежа и помощи нашим император положил отправить туда войско во главе которого поставил аббата Элизахара и графа Хильдебранда, а также Доната. В дороге они соединились с готским и испанским войсками и стали упорно противостоять их дерзости, и Бернард, граф Барселоны, весьма старался сделать их усилия тщетными. Узнав об этом, Айзон уехал просить у сарацин отборного войска. Получив войско во главе с предводителем Абумарваном, он привел его в Сарагосу, а оттуда – к Барселоне. Затем император послал против них своего сына Пипина, короля Аквитании, а от себя отправил графов Хугона и Матфрида. Они выступили позднее и шли медленнее, чем следовало, а мавры благодаря их промедлению опустошили районы Барселоны и Героны, невредимыми вернулись в Сарагосу. Их войско шло спокойно, по ночам учиняя ужасную резню, красное от человеческой крови и в бликах бледного пламени. Затем император, принимавший ежегодные приношения в Компьене, узнал об этом, отправил дополнительные силы для защиты названной марки и решил вплоть до наступления зимы заняться охотой в округе Компьена и соседнего Кьерси. В том же году, в августе, скончался папа Евгений, а его преемником стал диакон Валентин (43). Но он пережил его едва ли на месяц, а на его место был избран Григорий (44), священник церкви св. Марка, но его посвящение отложили, чтобы посоветоваться с императором. После того, как тот выразил согласие и одобрил выбор духовенства и народа, Григория возвели на место предшественника. В сентябре этого же года послы императора Михаила приехали в Компьен, принесли дары, их приняли с почетом, обильно угостили, щедро одарили и благополучно отпустили. В том же году Хейнгард, разумнейший из людей своего времени, побуждаемый благочестивым пылом, отправил в Рим послов и с позволения папы перевез во Францию тела святых Марцелина и Петра и с большими почестями успокоил их в своих владениях за собственный счет. Благодаря их заступничеству Господь до сих пор совершает множество чудес.

42. На следующую зиму, в феврале в Аахене состоялось народное собрание; на нем без отлагательств обсудили позорные и ужасные события, происшедшие недавно в испанской марке. Их тщательно расследовали и уличили зачинщиков, которых император ранее поставил там главами. Император всего лишь лишил их почестей, велев позором искупить вину. Подобным же образом обвинили Балдрика, герцога Фриуля, и доказали, что болгары разоряли наши земли из-за его бездействия и легкомыслия; он был изгнан из герцогства, а его власть разделили между четырьмя графами. Император, с рождения милосердный, всегда оказывал грешникам снисхождение. Но однако те, кто его получал, жестоко злоупотребляли его милостью и спустя короткое время становилось ясно, что в то время как он прославился заботой об их жизненных благах, как о собственных, они приносили ему горе. В то время Халитхарий, епископ Камбре, и Ансфрид, аббат монастыря Нонантула, вернулись из заморских краев и рассказали, что Михаил принял их очень любезно. Следующим летом император устроил в Ингельхейме народное собрание, на котором принял и отпустил послов римского папы, примицерия Квирина и номенклатора Теофилакта, которые приехали с большими дарами. А когда он уехал в Диденхофен, прошел слух, что сарацины собираются напасть на наши земли, и он послал сына Лотаря в эту марку, дав ему большое и сильное франкское войско. Повинуясь отцовским предписаниям, тот приехал в Лион и стал ждать вестника из Испании, а к нему прибыл на совет брат Пипин. Пока они оставались там, вернулся посол, сообщив, что войско сарацин и мавров сильно продвинулось, но оно состоит из пехоты и сейчас не пойдет далее в наши пределы. Услышав это, Пипин уехал в Аквитанию, а Лотарь благополучно вернулся к отцу. Между тем сыновья Годфрида, некогда короля данов, изгнали Хериольда из королевства. Но император хотел и Хериольду помочь, и с сыновьями Годфрида заключить мирный договор, поэтому, послав к Хериольду саксонских графов, велел им действовать сообща, поскольку они еще раньше заключили союз. Хериольд же не стерпел этого промедления и, не известив наших, сжег некоторые их города и увез добычу. А они решили, что это сделано по воле наших, и внезапно, когда наши ничего подобного и не подозревали, выступили в поход, перешли реку Эдер, напали на замки, обратили их защитников в бегство и, захватив в замках все, что можно, вернулись к себе. Но совершив это, они узнали правду об этом деле и, опасаясь заслуженной мести, послали сперва к тем, кому причинили такое зло, а затем и к императору, признавая свою неправоту и предлагая дать подобающее удовлетворение; они бы дали удовлетворение по выбору императора, а мир останется нерушимым. Император согласился с их желанием и просьбой. В то время граф Бонифаций, получивший от императора остров Корсику, вместе с братом Бернардом и другими на заведомо плохом корабле искал и не нашел пиратов, блуждающих по морю, и причалил к дружественному острову Сардинии, а оттуда, взяв на борт человека, знающего морские пути, переправился в Африку между Утикой и Карфагеном. Против него вышло множество африканцев, пять раз он сражался с ними, столько же раз терпел поражения и потерял много своих; вот среди кого и из-за чего выпало умирать нашим людям, которые по чрезмерной непоседливости или безрассудному легкомыслию дерзнули совершить непосильное. Однако Бонифаций, взяв товарищей, поднялся на корабли и вернулся на родину, оставив по себе африканцам неизведанный ими и неслыханный прежде страх. В тот год дважды произошло лунное затмение, 1 июля и в ночь Рождества Господня. Ежегодный взнос, привозимый императору из Гаскони, был менее обилен, а зерно попорчено, как они говорили, из-за выпадений с неба. Зимой император уехал в Аахен.

43. По прошествии зимы, когда справлялся сорокадневный пост и предстояли пасхальные торжества, бурной ночью произошло трясение земли, настолько сильное, что всем строениям грозило обратиться в развалины. Затем подул ветер, и не слабый, а такой, что своей силой сотряс сам аахенский дворец и сорвал большую часть свинцовых пластин, которыми была покрыта церковь святой Матери Божьей Марии. Император задержался в этом дворце из-за множества нахлынувших дел и ради общей пользы, и решил 1 июня уехать оттуда и направиться в Вормс, чтобы в августе собрать съезд своего народа. Таковы были его намерения, когда прошел слух, что норманны хотят нарушить достигнутый мир, пересечь свою границу и ограбить земли за Эльбой. Но, имея в это виду, император в соответствии со своим планом приехал в установленное время в нужное место, тщательно обсудил все, что требовалось, принял ежегодную подать и отослал своего сына Лотаря в Италию. На этом собрании он узнал, что люди, которым он сохранил жизнь, затевают против него тайные козни, действуя исподволь, как скорпионы, и что эти замыслы смущают души многих, и решил устроить как бы оборону против них. Он сделал своим придворным Бернарда, до того графа части Испании, однако это не уничтожило посева раздора, но только позволило ему разрастись. Поскольку разносчики этой чумы тогда не были в состоянии обнажить свои язвы, ибо у них не было под рукой войска для осуществления вожделенного предприятия, они решили отложить это до другого случая. А император, исполнив все неотложные дела, пересек Рейн и направился в город Франкфурт, а там занялся охотой, пока можно было, и пока позволяли приближающиеся зимние холода; затем, около праздника св. Мартина, он вернулся в Аахен, где справил и этот праздник, и день св. Андрея, а также вместе со всеми торжественно, как и подобало, встретил Рождество.

44. После этого, приблизительно в пору сорокадневного поста, когда император объезжал приморские места, знать, не желая долее откладывать враждебные действия, вскрыла долго скрываемый гнойник. Сперва знатные люди сплотились между собой под клятвой, затем привлекли к себе и меньших людей. Часть их, всегда жаждущая перемен, хотела помочь своим по подобию собак и хищных птиц и причинить вред чужим. Итак, гордые своим множеством и одобрением многих людей, они приходят к Пипину, сыну императора, объявляют ему о своем отложении, о безумии Бернарда (45) и о презрении остальных, убеждая его стать преследователем отца, хотя об этом и говорить не подобает, и что над его отцом так насмехаются, что он не может ни осудить за это, ни отвратить от себя насмешки. Они говорили, что хорошему сыну следует не терпеть отцовский позор, но восстановить и рассудок, и достоинство отца, и тому, кто поступит так, будет сопутствовать молва о его добродетели и умножение земного царства; так они прикрывали само имя греховного поступка. Юноша увлекся их наущениями и они, вместе с его силами и своим большим войском пришли в Вербери через город Орлеан, где они сместили Ходона и восстановили Матфрида (46). Когда император узнал об ужасном вооруженном заговоре против него, жены и Бернарда, он разрешил Бернарду спастись бегством, а жене велел находиться в Лане, в монастыре св. Марии, сам же поехал в Компьен. Потом те, кто приехал в Вербери с Пипином, послали Верина и Лантберта, и многих других и перевезли к себе королеву Юдифь, выведя ее из монастырской церкви и из города; ее стращали, что убьют после разных мучений, чтобы она пообещала, если ей дадут свиту для переговоров с императором, убедить его сложить оружие, принять постриг и удалиться в монастырь, а она сделает то же, покроет голову монашеским платом. И чем сильнее они этого желали, тем больше верили в легкость этого дела; и послав с ней кое-кого из своих, они отвезли ее к императору. Когда она получила возможность тайно с ним переговорить, император разрешил ей покрыть голову покрывалом, чтобы избежать смерти, а насчет своего пострижения попросил время подумать. Ведь император, всегда милосердный к другим, столь страдал от беззаконной ненависти, что возненавидел самые жизни тех, кто жил только по его милости, а иначе по закону и справедливо лишился бы жизни. Когда королева вернулась, другие утихомирили самых злых и, прислушавшись к возгласам народа, приказали отправить ее в изгнание и запереть в монастыре св. Радегунды.

45. Приблизительно в мае месяце из Испании приехал сын императора Лотарь и нашел его в Компьене. По его приезде все заговорщики против императора обратились к нему; он однако в то время не отвел от отца навлеченного позора и одобрил все, что было сделано. Наконец Хериберт, брат Бернарда, был наказан ослеплением против воли императора, а Ходон, его двоюродный брат, сложил оружие и отправился в изгнание, поскольку их объявили сообщниками и помощниками Бернарда и королевы. В таком положении Людовик провел лето, будучи императором лишь по имени. А когда наступила прохладная осень, те, кто злоупотреблял против императора, захотели собрать где-нибудь во Франции общий съезд. Император же тайно противодействовал, не надеясь на франков, но более доверяя германцам. Однако он отдал императорский приказ народу собраться в Нимвегене. Затем, опасаясь, что противник превзойдет числом немногих верных ему людей, он велел, чтобы все, прибывшие на этот съезд, обходились малым сопровождением. Он также приказал графу Лантберту отправиться на границу и нести дозор, а аббата Хелизахара послал с ним чинить правосудие. Наконец, он приехал в Нимвеген, а к нему собралась вся Германия, будущая подмога императору. А император, желая сразу ослабить силы противника, обвинил аббата Хильдуина и спросил его, почему тот, хотя ему было велено явиться по простому, прибыл с вооруженной свитой. Тот не смог этого отрицать, и ему приказали надолго удалиться из дворца и с весьма малочисленными спутниками зимовать в Падеборне, в походном шатре. Аббату Валаху было велено вернуться в монастырь Корби и жить там по уставу. Когда люди, приехавшие противостоять императору, осознали это, они впали в крайнее отчаяние и утратили силы; наконец, прособиравшись всю ночь, они пришли к жилищу Лотаря, сына императора, побуждая его либо сразиться в бою, либо удалиться куда-либо против воли императора. Ночь закончилась за переговорами, а наутро император велел сыну не доверять обществу недругов, но прийти к нему, как сын к отцу. Тот, услышав это, пошел к отцу, хотя окружающие и отговаривали его, а тот не стал его сурово наказывать, но умеренно пожурил за легкомыслие. Когда он вступил в королевский дом, простой народ по дьявольскому внушению стал распаляться злобой против него, и ярость дошла бы до взаимного избиения, если бы мудрость императора не предугадала этого. Ведь пока те буянили между собой, приходя в дикую ярость, император с сыном вышли на общее обозрение. Сделав это, он утихомирил неистовое волнение. Услышав речь императора, народное негодование утихло. После этого император приказал содержать под отдельной стражей каждого из знатных людей, замешанных в нечестивом заговоре. А когда их привели на суд и все судьи и сыновья императора по закону приговорили их к отсечению головы, как виновных в оскорблении величества, он не позволил, никого из них убить, но, проявив привычное, хотя по мнению многих, чрезмерное милосердие и мягкость, приказал мирян постричь в монахи в подходящих местах, а духовенство держать под стражей в монастырях.

46. Совершив это, император на зиму уехал в Аахен. В то время при нем постоянно находился его сын Лотарь. Между тем он послал в Аквитанию и призвал свою жену и ее братьев Конрада и Родульфа, уже принявших постриг, однако не принял супругу с честью, пока не очистится от обвинений, как предписывает закон. После того, как это было исполнено, он в праздник очищения св. Марии даровал жизнь всем приговоренным к смерти и позволил Лотарю уехать в Италию, Пипину – в Аквитанию, а Людовику–в Баварию; сам же провел там сорокадневный пост и пасхальные торжества. По окончании пасхальных торжеств император поехал в Ингельхейм. И по своему необычайному милосердию, с которым он с детства рос и с которым, как говорит Иов, от чрева матери, казалось, вышел, призвал тех, кого недавно заслуженно удалил и разослал по разным местам, и вернул им прежнее добро; а тем, кто был пострижен, великодушно позволил по их желанию остаться так, либо вернуться к прежнему положению. Оттуда император через Вогезы поехал в Ремиремонт и там долго наслаждался рыбной ловлей и охотой, а сына Лотаря отправил в Италию. Затем он велел своему народу собраться осенней порой в Диденхофене. Туда приехали три сарацинских посла из заморских краев, из которых двое были сарацинами, а один – христианином; они принесли большие дары со своей родины, а именно разные благовония и сукна, и просили мира, и получили его, и были отосланы. Был там и Бернард, который, как говорилось выше, спасся бегством и долго жил в изгнании в Испании. Он явился к императору и попросил его дать ему оправдаться по обычаю, принятому у франков – с оружием опровергнуть выдвинутые обвинения. После того, как призванный обвинитель не пришел, он опустил оружие и очистился клятвой. Затем император приказал, чтобы на этом собрании присутствовал его сын Пипин, но тот уклонился и приехал уже после. А император, желая исправить в нем и подобное неповиновение, и чрезмерную заносчивость, велел ему остаться при себе и удерживал в Аахене до самого Рождества. Но того тяготило его намерение удерживать его и дальше, и он сбежал, не известив отца, и уехал в Аквитанию. А император остался на зиму в Аахене.

47. Когда зимние холода благополучно миновали и наступила весна, императору сообщили, что в Баварии поднялся какой-то мятеж; он поспешил подавить его, прошел до Аугсбурга и усмирил волнения, а затем вернулся и приказал собрать в Орлеане народное собрание; Пипину же велел приехать, и тот, хотя и против воли, поспешил туда. Но император, полагая, что некие дурные люди торопятся и угрозами, и обещаниями своротить души его сыновей на негодный путь, и в особенности опасаясь Бернарда, который, по слухам, уговорил тогда Пипина остаться в Аквитании, переправился через Луару со своим войском, и приехал во дворец в Жуаке, расположенный в округе Лимузена. Там обсуждали дела обоих, и когда Бернард, обвиненный в измене, отказался прийти на собрание и оправдаться, он лишил его почестей, а Пипина приказал отвезти под особой стражей в Трир, чтобы исправить его дурные привычки. Когда его отвезли туда и радушно приняли, он ночью ускользнул от своих стражей и вплоть до возвращения императора из Аквитании бродил, где только хотел и мог. И тогда император произвел раздел королевства между сыновьями своими Лотарем и Карлом, однако поступил так не по своему желанию из-за вдруг возникших трудностей, о которых следует рассказать. Казалось, время подходило для отъезда императора из Аквитании, однако вскоре, а именно в праздник св. Мартина, он созвал народ и пожелал призвать к себе сбежавшего сына Пипина. Но пока тот был в бегах, наступила суровая зимняя стужа, сперва шли обильные дожди, затем влажную землю сковало льдом, который был так опасен, что лошади ломали себе ноги и мало кто мог ездить верхом. Войско императора страдало от великих тягот и от внезапных, многократных и назойливых нападений аквитанцев, и он решил ехать в город Рет и, переправившись там через Луару, вернуться на зиму во Францию. Что он и сделал, хотя и с меньшей честью, чем подобало.

48. Дьявол, противник рода человеческого и мира, не отступившись от нападок на императора, убеждал его сыновей с помощью козней своих споспешников, что отец хочет их совсем погубить; а то, что он со всеми был очень мягок, и не мог причинить подобного зла своим детям, не принималось в расчет. Но так как добрые нравы портятся от общения с дурными и твердый камень часто точит слабая капля воды, все, наконец, сошлись на том, что сыновья императора соберут войска, сколько смогут, и воззовут к папе Григорию, прикрываясь тем, что только отец и должен помирить сыновей, а затем и правда об этом деле воссияет. Император, напротив, приехал в мае в Вормс с сильным войском и там долго обсуждал, как ему далее поступать. Он направил послов, епископа Бернарда и остальных, убедить сыновей вернуться к нему. И папу римского он увещевал: если к нему явятся его люди, как это делалось раньше, почему бы ему не воспретить обращаться к себе после такого промедления? А когда повсюду распространился правдивый слух о том, что папа римский пожелал сковать как императора, так и епископов оковами отлучения, а если кто не станет повиноваться его и сыновей императора воле и дерзнет признать главенство императора и епископов, ему лучше не желать подпасть под его власть, ведь если придет к отлученному, уйдет отлученным, как и предписано авторитетом древних канонов. Наконец, в праздник св. Предтечи Христа Иоанна все собрались в месте, которое из-за того, что там свершилось, покрыто бесчестьем и называется Лживое поле (47). Так как те, кто клялся императору в верности, обманули его, место, где это произошло, сохранило в своем названии память о дурном деле. Когда обе стороны находились неподалеку, расставив войска, готовые взяться за оружие, пришла весть о приезде папы римского. Когда тот приехал, император, бывший при войске, принял его с меньшим почетом, чем подобало, полагая, что сам приготовил себе такую встречу тот, что приехал к нему необычным образом. После того как папу отвезли в лагерь, он принялся доказывать, что пустился в путь только из-за того, что про императора говорили, будто он враждует со своими сыновьями, и поэтому он хочет помирить обе стороны. Выслушав сторону императора, он остался с ним на несколько дней. А когда император отослал его к сыновьям, чтобы заключить мир, ему не позволили уйти, как было велено, так как почти весь народ был частью отвлечен подарками, частью соблазнен посулами, а частью напуган угрозами, и стекался к ним и их спутникам, подобно потоку. Столько войска отовсюду сходилось и покидало императора, до того возросла измена, что в праздник св. Павла чернь угрожала совершить нападение на императора, чтобы подольститься к его сыновьям. Не в силах противостоять, император предписал сыновьям не подстрекать к грабежу и избиению людей. А они, в свою очередь, велели, чтобы он пришел к ним, оставив лагерь, а они как можно раньше выйдут ему навстречу. Когда они встретились, император стал уговаривать сыновей, которые спешились и подошли к нему, чтобы они в память о своих обещаниях сохранили ему, его сыну и жене без ущерба то, что некогда обещали. Они согласились, облобызали его и отвезли в свой лагерь. Когда он приехал туда, привезли его жену и определили в шатер Людовика. А его самого Лотарь отвез к себе вместе с Карлом, еще ребенком, находившимся в колыбели. После этого народ связали присягой и разделили империю на три части между братьями. Жена отца, принятая королем Людовиком, была отправлена в ссылку в итальянский город Тортону. Папа Григорий, узнав об этом, вернулся в Рим в большой печали, а двое братьев вернулись – Пипин – в Аквитанию, а Людовик – в Баварию. Затем Лотарь, который принял отца и держал его при себе под особой стражей, приставив к нему всадников, приехал в город Марленхейм, задержался там, насколько ему хотелось, и распоряжался, как ему казалось нужным, затем отпустил народ, назначив съезд народа в Компьене, перевалил через Вогезы у монастыря св. Мавра и прибыл в город Медиоматрикум, который иначе называется Метц. Оставив этот город, он миновал Верден и приехал в Суассон, а там велел отца содержать под стражей в монастыре св. Медарда, а Карла доставить в Прюм, но в монахи не постригать; сам же занялся охотой, пока осенью, к 1 октября, как было установлено, не приехал в Компьен, взяв отца с собой.

49. Когда они находились там, прибыл отправленный к отцу посол константинопольского императора, Марк, епископ Эфеса и императорский протоспафарий, передал присланные дары и изложил то, что предназначалось отцу. Лотарь принял посла, отправленного к отцу, но приехавшего к нему, выслушал его и отпустил, скрыв от него случившуюся трагедию. На этом же совете многие люди выказали привязанность к отцу, отложившись от сына, и в простых словах отказались принести требуемую присягу. Все, кроме зачинщиков, сожалели об этом деле и таком перевороте. Заговорщики, уже совершившие неслыханное злодеяние, опасались, как бы содеянное не обернулось против них, поэтому, коварно воспользовавшись советом неких епископов, они решили, что император должен понести прилюдное покаяние за все, достойное наказание и, сложив оружие, раз и навсегда дать удовлетворение церкви, так как и мирские законы не наказывают дважды за один проступок, однажды совершенный, и наш закон гласит, что Бог не судит дважды за одно и то же. Этому решению воспротивились немногие, большее число дало согласие, а большинство, как обычно бывает в таких случаях, согласилось только на словах, чтобы знать не причинила им вреда. Итак, его приговорили, хотя он отсутствовал, не слышал этого, не сознался и не был изобличен, заставили сложить оружие перед телами св. Медарда Исповедника и св. Себастиана мученика и положить его перед алтарем и заперли в некоем помещении, облачив в темную одежду и приставив большую стражу. По выполнении этого предприятия, в праздник св. Мартина народ получил разрешение вернуться к себе и разъехался, сожалея об этом деле. А Лотарь вернулся на зиму в Аахен, увезя отца с собой. Той зимой народ и Франции, и Бургундии, а также Аквитании и Германии, собираясь толпами, жаловался на гибельные последствия несчастья с императором. А во Франции граф Эггенбард и коннетабль Вилельм собирали кого могли в сообщество, желающее восстановить императора. Аббат Гуго из Германии, посланный в Аквитанию и от Людовика, и от тех, кто сбежался туда, а точнее епископом Дрогоном и остальными, подстрекал на это Пипина. Затем Бернард и Верин, находясь в Бургундии, распалили народ уговорами, привлекли посулами, связали присягой и хотели объединиться с остальными.

50. По окончании зимы, когда весна уже показала свой цветущий, подобно розе, лик, Лотарь, взяв отца, отправился через округ Хаспенгау в Париж, где ему навстречу вышли все верные ему люди. Но его встретили и граф Эггенбард, и другая знать с большим войском, чтобы сразиться за освобождение императора, и дело дошло бы до конца, если бы благочестивый император, опасаясь подвергнуть опасности себя и многих других, не удержал их от этого убеждениями и мольбами. Наконец он достиг монастыря св. мученика Дионисия.

51. Пипин же вышел из Аквитании с большим войском и дошел до Сены, но остался на этом месте, поскольку разрушенные мосты и потопленные лодки препятствовали переправе. И графы Верин и Бернард, собрав множество товарищей из Бургундии, дошли до реки Марны, а там пробыли несколько дней в городе Боннейле и его окрестностях, задержавшись отчасти из-за неблагоприятной и переменчивой погоды, отчасти из-за ожидания союзников. Наступило время священного сорокадневного поста; на первой его неделе, в пятый день они отправили к сыну императора Лотарю послов, аббата Адребальда и графа Гаутсельма, требуя вернуть императора, освободив его от оков и стражи. Если он повинуется их требованию, они со своей стороны будут отстаивать перед его отцом его интересы и некогда полученные им почести, а в ином случае, если возникнет необходимость, станут искать беды для него и будут отстаивать это дело с оружием в руках, Бог им судья. Лотарь спокойно ответил на этот приказ, что он больше не сострадает несчастьям отца и не радуется его процветанию; не подобает ставить ему в вину уклонение от обязанностей сеньора, так как они сами от него отступились и предали его; а они даже не были заключены под стражу за нарушение закона, хотя по суду епископов следовало применить к ним подобную меру. С таким ответом послов отпустили к тем, кто их посылал. Графам Верину и Одону, а также аббатам Фолькону и Хугону он посоветовал прийти к нему и переговорить с ним о том, каким образом может быть исполнена их просьба. Этот же императорский сын Лотарь заранее распорядился, чтобы наутро к нему отправили послов, которые бы знали время прибытия названных мужей, а в условленный день они поспешили бы к нему поговорить о названном выше деле. Однако, изменив план, он, оставив отца в монастыре св. Дионисия, уехал в Бургундию вместе с теми, кто, говорили, отстаивал его пользу, приехал во Вьенн и велел разбить там лагерь. А те, кто остался с императором, уговаривали его вновь принять императорскую корону. Но император, отлученный описанным выше образом от церковного сообщества, не захотел найти утешение в поспешном решении, но назавтра, в воскресенье пожелал в церкви св. Дионисия примириться с епископальными служащими и договорился, что из рук епископа примет оружие и опояшется им. Во время этой церемонии возбуждение народа настолько возросло, что, казалось, сами стихии сострадали претерпевшему беззаконие и поздравляли возвысившегося. И в самом деле, в ту пору бушевали сильные бури и шли такие сильные дожди, что преизобилие воды возросло против обычного, а порывы ветра делали русла рек недоступными. Но во время его освобождения, казалось, стихии сговорились так, что и бушующие ветры сразу успокоились, и лик неба вернулся к исконной, но давно не виданной ясности.

52. Итак, император отправился в путь из того места, а уехавшего сына не пожелал никоим образом преследовать, хотя многие его уговаривали. Оттуда он приехал в Нантейль, а затем – в королевский город Кьерси; находясь там, он ожидал сына Пипина и тех, кто оставался за Марной, а также тех, кто сбежал за Рейн, к Людовику, его сыну, и самого сына Людовика, который шел к нему. Пока он оставался там, наступил радостный день середины сорокадневного поста, и была отправлена служба с пением кантилены, и как сказано: "Радуйся, Иерусалим, и все справляйте праздничный день, который изберете"; туда собралось огромное множество верных ему людей, поздравляя его среди общего ликования. Император, милостиво приняв их и поблагодарив за нерушимую верность, с радостью отпустил сына Пипина в Аквитанию, а остальных разослал, довольных, по удобным для них местам. А сам приехал в Аахен и там принял епископа Ратальда и Бонифация, которые привезли из Италии августу Юдифь, а Карл уже был с ним; там он с обычным благочестием провел пасхальные торжества. После этих празднеств он поохотился в Арденнах, а после праздника святой Пятидесятницы занимался охотой и рыбной ловлей близ Ремиремонта. Сын императора Лотарь благополучно уехал от отца и прибыл в упомянутую страну, а в Нейстрии оставались графы Лантберт и Матфрид, и другие, весьма многие, пытавшиеся силой удержать за собой эти края. Одон и многие другие сторонники императора, с трудом снося это, подняли против них оружие и попытались вытеснить их из тех мест, либо сразиться с ними в открытом бою. Однако это предприятие осуществлялось медленнее, чем следовало, и обсуждалось не слишком осторожно, и это вызвало немалую опасность. Ведь когда враги неожиданно напали на них, они проявили недостаточную осмотрительность и обнажили тыл перед наседающим противником; там погиб Одон с братом Вилельмом и многими другими, а остальные нашли спасение в бегстве. Когда произошло это событие, те, кто одержал победу, стали опасаться, как бы император не напал на них, если они останутся там, или же не настиг их во время отступления, ведь было очевидно, что они не в силах остаться на месте, и не в состоянии присоединиться к Лотарю, поэтому они кого-то послали к Лотарю, чтобы он поддержал их, окруженных такими ужасами. Тот, узнав об их опасном положении и о свершившихся делах, решил выступить к ним навстречу. В это время граф Верин со многими соратниками укрепил замок Шалон, чтобы если кто с противной стороны замыслит нечто новое, ему и его людям было бы и убежище, и оплот. Когда это стало известно Лотарю, он решил внезапно подступить к замку, однако не смог этого осуществить. Но он подошел к городу и окружил его, а окрестности города пожег. Пять дней продолжалось жестокое сражение и наконец город сперва капитулировал, а затем по свирепому обычаю победителей церкви были ограблены и опустошены, сокровища растащены и общее достояние расхищено, после этого прожорливый огонь пожрал весь город, кроме одной маленькой церкви, каковому чуду следует изумляться, так как она была со всех сторон окружена буйным пламенем, который лизал ее, но не смог опалить. Она была посвящена Богу в честь Георгия мученика. Однако не было на то воли Лотаря, чтобы сжигать город. С одобрения войска после взятия города были обезглавлены граф Готселин, а также граф Санила и Мадалельм, вассал императора. И Герберга, дочь покойного графа Вилельма, была утоплена, как чародейка.

53. Пока это происходило, император с сыном Людовиком приехал в город Лангр, где принял посланника, который поверг его в большую печаль. А Лотарь, его сын, из Шалона взял путь на Отен, а оттуда приехал к городу Орлеану и наконец прибыл в округ Мэна, в город, который называется Монтейль. А император преследовал его со своим большим войском, а также сыном Людовиком. Услыхав об этом, его сын Лотарь, уже принявший своих людей, разбил лагерь неподалеку от отца и остался там на четыре дня, пока они вели переговоры через послов. На четвертую ночь Лотарь со всеми своими силами начал продвигаться вперед, отец-император кратчайшим путем пошел ему навстречу, пока не достиг реки Луары близ замка Блуа, где река Цисса впадает в Луару. Они разбили лагеря тут и там, а к отцу подошел сын Пипин с войском, какое только смог собрать. Силы Лотаря были сломлены и он смиренно пришел к отцу, тот связал его словом, взял и с него, и с его знати какие пожелал клятвы и отослал их в Италию, перекрыв узкие проходы, ведущие в Италию, чтобы никто не смог их пересечь без разрешения стражей. Совершив это, он приехал с сыном Людовиком в Орлеан, а оттуда уехал в Париж, позволив как сыну, так и остальным вернуться к себе. Затем около праздника св. Мартина он устроил во дворце в Аттиньи общее собрание, на котором предстояло исправить много неправильного как в церковных, так и в мирских делах, а из них в особенности нижеследующие. Через аббата Хермольда он поручил сыну Пипину без промедления вернуть церкви ее владения, находящиеся в его королевстве, которые либо он сам передал своим людям, либо его люди присвоили сами. Затем он разослал послов по городам и монастырям и приказал поднять до прежнего совершенно пошатнувшееся положение церкви; далее он предписал, чтобы в каждое графство приехали послы, которые, если обнаружатся еще не известные жестокие дела разбойников и грабителей, подавили бы их, а если где соберутся большие их силы, пусть для победы над такими людьми и их истребления присоединят к себе людей соседних графов и епископов и о каждом подобном случае доложат на ближайшем общем съезде в Вормсе, который он назначил на пору, когда пройдет зима и наступит ласковая весна.

54. Итак, большую часть зимы император провел в Аахене. Перед Рождеством Господним он отправился оттуда в Диденхофен; а сам праздник справил в Метце, со своим братом Дрогоном. В Диденхофене он решил провести торжество очищения св. Марии, и туда, как было велено, собрался народ. Находясь там, он жаловался на некоторых епископов, которые отложились от него. Но из них некоторые сбежали в Италию, иные, будучи приглашенными, отказались повиноваться, и из тех, кого искали, присутствовал только Эбон. Когда на него насели, чтобы он объяснил причину такого поступка, он стал оправдывать себя одного, предоставив им преследовать остальных, в присутствии которых этот проступок был совершен. Но когда другие епископы поняли необходимость присутствия и объяснили свое нежелание приехать невиновностью, а Эбона стали винить в негодном поведении, он, спросив совета кого-то из епископов, назначил себе исповедь и подтвердил, что не достоин священнического сана и положил неизменно воздерживаться от его отправления, что и передали епископам, а через них – императору. После того, как это было сделано, церковного поста лишили Агобарда, архиепископа Орлеанского, который отказывался приехать, когда его призывали, а его уже трижды приглашали дать ответ; остальные же, как мы уже сказали, сбежали в Италию. В следующее воскресенье, которое знаменовало начало сорокадневного поста, император с епископами и всем народом прибыл в город Метц, и посреди торжественной мессы семь архиепископов произнесли над ним семь молитв о примирении, а весь народ, увидев это, горячо возблагодарил Бога за полное восстановление императора. После этого как император, так и весь его народ триумфально вернулся в Диденхофен, а когда начался сорокадневный пост, он велел всем вернуться к себе. Сам он провел там сорокадневный пост, а пасхальные торжества справил в Метце. После Пасхи и достославного дня Пятидесятницы он приехал в город Вангионен, который теперь называется Вормс, для того, чтобы устроить общее собрание согласно условию; туда прибыл его сын Пипин, присутствовал и Людовик, другой сын. По своему обычаю император не позволил на этом собрании пренебречь общей пользой. Он позаботился о том, чтобы на нем тщательно выяснили, кто из послов, направленных в разные края, что сделал. И так как обнаружилось, что некоторые из них проявили небрежение в сдерживании и искоренении разбоя, он разными словами разбранил их за медлительность, от которой следовало избавляться, а сыновей и весь народ наставлял, чтобы ценили покой, подавляя грабителей, а добрых людей и их владения освобождая от гнета; также грозил им более суровым приговором, если они не повинуются этому наставлению. Затем он отпустил народ с этого собрания, назначив следующее после Пасхи в Диденхофене, и направился на зиму в Аахен, а своему сыну Лотарю предписал направить своих знатных людей, поскольку им следует искать обоюдного примирения. Но августа Юдифь пришла на совещание императорских советников и сказала, что император, кажется, ослабел телом, и если его постигнет смерть, и ей, и Карлу угрожает опасность, если их не поддержит кто-то из его братьев, и ни один из сыновей императора не подходит для этого дела так, как Лотарь; они стали уговаривать императора отправить к нему послов мира и пригласить его самого на совет. А тот, поскольку всегда пекся о мире и всегда любил мир и ценил единство, хотел, чтобы не только сыновья, но и его враги объединились в благодати.

55. В названном городе в назначенное время объявились послы, избранные им, было их много, а первым среди них был Вала. Упомянутое дело досконально обсудили и император с супругой, желая примирения, отослали сперва Валу, дав ему некое поручение, поскольку они полюбили его за дружелюбие и сердечную доброту: через него и других послов они просили сына поскорее приехать, а если он это сделает, то узнает точно свое будущее. Те уехали и доложили обо всем сыну. Но поручение императора не было выполнено до конца, поскольку вмешался недуг, сопровождаемый лихорадкой и Вала оставил этот мир, а Лотарь надолго занедужил, прикованный к кровати. Так как император, от природы очень милосердный, услышал о болезни сына от достойных доверия послов, а именно своего брата Хугона и графа Адалгара, он посетил его и расспросил обо всех его тяготах, уподобившись святому Давиду, который претерпел много преследований от сына, но с великой печалью воспринял его смерть. А после того, как болезнь усилилась, императора известили, что тот нарушает условия присяги, ранее принесенной, а в особенности жестоко его люди преследуют церковь св. Петра, которую и дед его, Пипин, и отец, Карл, и сам он приняли под охрану. Это известие настолько удручило его мягкую душу, что он (невероятный случай) отправил послов, не снабдив их средствами, необходимыми для покрытия такого расстояния. Он послал к Лотарю, настойчиво прося его не допускать подобного и напоминая, что люди еще помнят, что он, даруя ему королевство Италию, вверил ему и попечение о святой римской церкви и он не должен позволять своим людям расхищать то, что принял для защиты от врагов. Напомнил и о клятвах, которые тот недавно давал и о том, что Бог может покарать его, забывшего или плохо выполняющего их, чтобы он знал, что в будущем будет наказан; также приказал ему подготовить ежегодный взнос и удобные стоянки по всему пути, ведущему в Рим, так как говорил, что хочет посетить порог святого апостола. Но этого не произошло, поскольку он противостоял нападению норманнов на Фризию. Отправившись усмирять их гордыню, он отправил к Лотарю послов, а именно аббата Фулькона и графа Рихарда, а также аббата Адребальда; из них Фулькон и Рихард должны были доставить ему ответ от Лотаря, а Адребальд – отправиться в Рим посоветоваться с папой Григорием о неотложных делах и объявить ему, что император желает, чтобы остальные присоединились к нему. Но Лотарь уклонился от участия в этом совете, и от заботы о церковных делах в Италии и ответил, что он не в состоянии исполнить то, с чем согласился. Когда император вернулся из Фризии после бегства норманнов, Фулькон и Ричард сообщили ему об этом во дворце во Франкфурте, где он занимался осенней охотой, а на зиму отправился в Аахен.

56. А Адребальд, как ему было приказано, приехал в Рим и нашел папу Григория, будучи больным из-за сильного прилива крови, которая понемногу, но постоянно истекала из его носа. Но он исцелился благодаря его сочувствию и вниманию к словам императора, так что признавался, что совсем позабыл о собственных недугах. Итак, папа заботливо принял посла у себя и богато одарил при отъезде, отправив с ним двух епископов, Петра, епископа Чивиттавеккиа, и Григория, регионария города Рима и одновременно епископа. Услышав об отъезде достопочтенных епископов к императору, Лотарь послал в Болонью Льва, который занимал при нем важное место, и тот воспрепятствовал дальнейшему продвижению епископов, нагнав на них страху. Однако Адребальд тайно принял от них письмо, адресованное императору, и поручил доставить его одному из своих людей, который укрывался под лохмотьями нищего, пока пересекал Альпы, а после вручил письмо императору. В это время некая смертоносная болезнь напала на народ, который держал сторону Лотаря, что вызывает удивление. Короче говоря, с 1 сентября и до праздника св. Мартина из его наиболее знатных сторонников расстались с жизнью: Ессе, бывший епископ Амьена, Хелиас, епископ Тройи, Вала, аббат монастыря Корби, Матфрид, Хугон, Лантберт, Годефрид, а также сын его Годефрид, Агимберт, граф Пертуа, Бургарит, некогда старший королевский егерь; Ричард же едва выжил, но немного спустя он тоже умер. Это были люди, с уходом которых, как говорили, знать Франции осиротела и обессилела, будто ей подрезали жилы, и оскудела разумом. Но погубив их, Бог показал насколько спасительно и мудро было бы соблюдать то, что изошло из его уст и ныне подтвердилось: "Да не хвалится мудрый мудростью своею, да не хвалится сильный силою своею, да не хвалится богатый богатством своим" (48). Но и кто сумеет достаточно выразить удивление той святой умеренностью и милосердием, что правили душой императора? И в самом деле, приняв вестника этого события, он не возрадовался про себя и не ликовал из-за смерти недругов, но, бия себя в грудь, с глазами, полными слез, со стонами молил Бога быть к ним благосклонным. В это же время произошло нападение бретонцев, но император тем легче их утихомирил, что возложил надежду на Того, о ком истинно сказано: "Могущество твое, Господи, всегда в твоей воле" (49). В те дни, когда празднуется очищение святой девы Марии, в Аахене состоялся большой совет епископов, на котором обсуждали как прочие неотложные дела церкви, так, прежде всего, и ущерб, причиненный церкви Пипином и его людьми. По этому поводу император своей властью и весь совет решил, что следует объяснить Пипину и его людям, какую опасность они навлекают на себя, посягая на церковное имущество. И это увенчалось успехом. Ведь Пипин охотно прислушался к увещеваниям благочестивого отца и святых мужей, повиновался и распорядился вернуть все, что было отобрано, приложив к распоряжению свой перстень.

57. Следующее собрание император провел осенью в округе Лиона в месте, которое называется Трамос, и с сыновьями Пипином и Людовиком, а Лотарь отсутствовал, так как ему помешала вышеназванная болезнь. На собрании император велел поговорить о пустующих церквях Лиона и Вьенна, так как из их прежних епископов Агобард не явился по приказу дать объяснения, а Бернард, некогда епископ Вьенский, обратился в бегство. Но это дело осталось незаконченным из-за упомянутого отсутствия епископов. Обсуждалось и дело о готах, из которых одни держали сторону Бернхарда, других же влекла любовь к Беренгарию, сыну X. (50), покойного графа Тура. Но Беренгария постигла преждевременная смерть, и император оставил всю власть над Септиманией Бернхарду, отправив туда послов, которые бы улучшили то, что нуждается в исправлении. Совершив это и отпустив сыновей и народ, император провел осень, охотясь, а в праздник св. Мартина вернулся в Аахен, провел там зиму и отпраздновал Рождество Господне, а затем, как обычно, должным образом справил пасхальные торжества.

58. В середине пасхальных торжеств зловещий и предвещающий горе знак – комета – появился в созвездии Девы, там, где подол ее платья, а хвост кометы был подобен то змее, то ворону. Она, не слишком отклоняясь, направилась к семи звездам на востоке, и в течение двадцати пяти дней, что удивительно, это светило пересекло созвездия Льва, и Рака, и Близнецов и поместилось над головой Тельца и под ногами Возничего, отбрасывая во все стороны сферообразное огненное сияние. Когда император, очень внимательный к подобным вещам, узнал об этом явлении, он сперва понаблюдал за ним, после чего спокойно поднялся и распорядился позвать некоего человека, то есть меня, написавшего это, поскольку считалось, что я понимал в подобных вещах, и спросить, что я думаю об этом. Я попросил у него время обдумать вид кометы и с помощью этого события узнать истину и обещал известить об узнанном назавтра. Император счел правильным, что я хочу получить время на раздумья, чтобы не быть вынужденным дать печальный ответ. Он сказал: "Расскажи, что несет этот знак мне и этому дому, пребывающему в постоянной печали. Я знаю, что не увидел этой звезды прошедшим вечером, и ты ее мне не показал, но я знаю и что этот знак – комета, о которой мы говорили на днях. Что, как кажется тебе, сулит предзнаменование?" Я сказал что-то и замолчал. Он и говорит: "Ты до сих пор молчишь об одной вещи. Говорят, что это – предвестие смуты в королевстве и смерти государя". Тогда я указал ему на слова пророка, гласящие: "Не страшитесь знамений небесных, которых язычники страшатся" (51). А он ответил, разумно и великодушно: "Следует бояться только того, кто есть Создатель и нам, и этим светилам. Но мы не в силах в должной мере подивиться и восхвалить его милость, ведь он удостоил таких увещеваний нас, ленивых и слабых грешников. Поскольку это знамение затрагивает и меня, и всех вокруг, устремимся же к лучшему, как только можем и понимаем, чтобы он не нашел нас недостойными, когда мы станем взвывать к его милосердию, запутавшись в своей безнаказанности". Сказав это, он понемногу смягчился, велел всем сделать так и приказал собраться к нему. Как нам рассказали, он явил нисходящему свыше свету ту бессонную ночь, посвященную хвалам Богу и священнодействиям. В сумерках он позвал дворцовых служителей и приказал раздать чрезвычайно щедрую милостыню беднякам, а также служителей Божьих, как монахов, так и каноников заставил везде, где мог, служить мессу, не столько опасаясь за себя, сколько заботясь о вверенной ему церкви. Распорядившись насчет этих обрядов и велев их исполнять, он отправился охотиться в Арденны. Как говорят, охота прошла у него успешнее, чем обычно, и все, что в то время было ему угодно, по счастливой случайности сбывалось.

59. Кроме того, в Аахене император по настоянию августы и придворных передал часть своей империи своему любимому сыну Карлу, но это решение не было обнародовано, а от нас потребовали молчания. Когда его братья узнали об этом, они огорчились и стали совещаться друг с другом. Но увидев, что они никак не могут воспротивиться, они скрыли свои переговоры, легко представив себе действия отца, если он узнает о них. Оставшись там на все лето, император назначил общий съезд на осень, на середину сентября, в Кьерси. В это время и в это место к нему приехал из Аквитании его сын Пипин и принял участие в совещании. Там император опоясал своего сына Карла мужским оружием – мечом, увенчал его голову королевской короной (52) и назначил ему ту часть королевства, которую держал его тезка Карл, то есть Нейстрию. Итак, император упрочил, насколько мог, благосклонность между сыновьями и отослал их: Пипина – в Аквитанию, а Карла – в часть королевства, ему предназначенную. И знатные люди нейстрийской провинции, которые оказались на месте, протянули Карлу руки и присягнули на верность, а отсутствовавшие сделали то же позднее. В этом месте тогда присутствовали почти все знатные люди Септимании, которые жаловались на Бернхарда, герцога этой страны, ведь его люди злоупотребляли как церковным, так и частным добром по своему желанию, без какого-либо уважения к Богу и людям. Поэтому они просили императора принять их под свое покровительство и защиту, а затем послать в эту страну таких посланцев, которые возместили бы утраченное, равно уважая и могущество, и разум, и сохранили бы их старый закон. Для осуществления этого плана были посланы, согласно их просьбе и по выбору императора, граф Бонифаций и граф Донат, но и Адребальд, аббат монастыря Флавиньи. Совершив все это по порядку, император уехал из этого места и, по привычке, занялся охотой, а на зиму отправился в Аахен. Этой зимой, 1 января в созвездии Скорпиона появилась ужасная огненная комета, это случилось вскоре после захода солнца. За этим грозным предзнаменованием последовала кончина Пипина (53). Между тем августа Юдифь пришла на совет, который император проводил с придворными и другими знатными людьми франкского королевства и о котором я еще не рассказал; все вместе убедили императора отправить послов к своему сыну Лотарю, чтобы пригласить его к отцу, на условии, чтобы тот любил своего брата Карла, помогал ему и защищал его; пусть приедет к отцу и узнает, что он получил от него прощение за все дурные поступки и что ему следует средняя часть империи, за исключением Баварии. Это предложение показалось полезным и Лотарю, и его людям.

60. Итак, он, как и условились, приехал в Вормс после пасхальных торжеств. Отец принял его с большой радостью, велел хорошо его угостить и исполнил все, что обещал, и даже дал ему трехдневный срок, чтобы тот сам со своими людьми разделил всю империю, как пожелает, но выбор части останется за императором и Карлом, а если он не согласен, пусть позволит произвести раздел империи императору и Карлу. Итак, Лотарь и его люди предоставили разделение империи императору и Карлу, сказав, что они не могут осуществить этот раздел, ибо не знают мест. И император разделил на равные, как показалось ему и его людям, доли всю свою империю, кроме Баварии, которую он оставил Людовику и потому никому ничего не уступил из его части. Когда раздел закончили, собрались сыновья и весь народ; Лотарю предоставили выбор, и он выбрал себе в держание земли к югу от реки Маас, а западные оставил брату Карлу, и подтвердил перед всем народом, что он так хочет. Император этому порадовался и весь народ рукоплескал такому поступку и одобрял его. Однако эти события немало обидели Людовика. Затем император возблагодарил Бога за этот успех и увещевал сыновей быть единодушными и защищать друг друга; чтобы Лотарь заботился о младшем брате и помнил, что должен быть его духовным отцом, а Карл оказывал ему должный почет как духовному отцу и старшему брату. Когда он, приверженец истинного мира, сделал так и установил, насколько мог, взаимную любовь между братьями и между народами обоих братьев, он, счастливый, отпустил счастливого Лотаря в Италию, одарив многими подарками, дав отеческое благословение и предупредив, чтобы не забывал недавних обещаний. И он провел в Аахене Рождество Господне и пасхальные торжества.

61. Людовик же, узнав о подобном решении отца относительно его братьев и разделении королевства между ними, не стерпел этого. Поскольку часть королевства находилась за Рейном, он решил отомстить за себя. Когда известие об этом дошло до императора, он рассудил отложить решение до Пасхи. Когда она миновала, он решил, что подобное дело не следует долее откладывать на завтра, пересек с большими силами Рейн у Майнца, приехал в Трибур и там ненадолго задержался для сбора войска. Собрав его, он прошел до Бодмана, а туда смиренно явился незваным его сын, выслушал его упреки, признался, что поступал дурно и заявил, что исправит последствия всех неверных поступков. А император, с привычным ему дружелюбием простил сына; сперва достаточно сурово отругал, затем смягчился, обласкал его и оставил в королевстве. На обратном пути он пересек Рейн в месте, которое называется Кобленц, и отправился, как обычно, охотиться в Арденны. Когда он охотился, к нему приехали доверенные послы и подтвердили, что часть аквитанцев действительно ждет его приговора относительно Аквитанского королевства, другие же, будто бы услышав, что отец передал это королевство Карлу, не могли этого стерпеть. Император был встревожен такими известиями, а тем временем во Флаттен приехал Эброин, благородный епископ Пуатье, известив его, что и он, и другие знатные люди этого королевства ждут воли императора и исполняют его веления. С ним были заодно и чрезвычайно знатные мужи, которые превосходили даже достопочтенного епископа Эброина, граф Регинард, граф Герард, зять покойного Пипина, и граф Ратхарий, тоже зять Пипина, и многие другие, покорные их воле, и никто не отступился от договора. А другая часть народа, величайшим из которой был некто Эленис, приняла сына покойного короля Пипина, также Пипина по имени (54), и бродила повсюду, предаваясь грабежу и тирании, как это в обычае у подобных людей. И епископ Эброин просил императора не пренебрегать долее этим заразным недугом, но вовремя прийти и излечить болезнь до того, как зараза поразит многих. Затем император отослал упомянутого епископа в Аквитанию, поблагодарив его, дал своим верным людям поручения, которые показались нужными и приказал осенью съехаться к нему в Шалон. Там он назначил общий съезд. И пусть никто не осудит императора за то, что он захотел лишить королевства своего внука по своей жестокости, ведь он знал обычаи своих родных, приходясь им кровным родичем, знал, что они предавались легкомыслию и другим порокам и совершенно отреклись от строгости и постоянства; и Пипина его отец мог сделать таким, поскольку почти все, кто был послан для его охраны, как и его отец Карл некогда дал ему защитников, удалились из пределов Аквитании. А сколько чудовищ зла и порока, как в общественной жизни, так и в частной, появилось после их ухода в этом королевстве, показывает изучение нынешней поры. Благочестивый император пожелал воспитать мальчика в благочестии и рассудительности, чтобы он не предался порокам, и не оказалось, что он ни собой, ни другими не способен руководить и приносить пользу; задумав не передавать ему королевство, как некогда сыновьям, пока он в нежном возрасте, он так оправдывался: "Я не завидую рожденному от меня, но отказываю с почетом, поскольку узнал, что в юношах из-за этого пробуждается дикость". Итак, император, как и решил, направился осенью в город Шалон, а там по своему обычаю распорядился как церковными, так и мирскими делами; затем обратился к обустройству Аквитанского королевства. Он выступил из этого места вместе с королевой, сыном Карлом и сильным войском и, переправившись через реку Луару, прибыл в город Клермон, там он с обычным радушием принял верных ему людей, поспешивших к нему, и заставил их присягнуть своему сыну Карлу. А некоторых, отказавшихся возложить на себя обязанности хранить верность и, сверх того, блуждающих ради разбоя и грабящих, что могли, он приказал по закону схватить и подвергнуть судебному разбирательству.

62. Пока он этим занимался, наступил праздник Рождества Господня и он, как обычно, должным образом справил его в Пуатье. Когда он находился там, отдавая необходимые распоряжения, к нему приехал посланник, сообщивший, что Людовик, его сын, объединился с некими саксонцами и тюрингами и вторгся в Аламанию. Это событие причинило ему большое беспокойство. Ведь его и без того тяготил и старческий возраст, и избыток флегмы, которая прибывала зимой, поэтому его легкие отекли и грудь заболела, когда пришло это печальное известие. Из-за этого донесения он, почти нечеловечески мягкий от природы, великодушный и неизменно справедливый, был охвачен такой горечью, что мокрота, прилившая в его грудную клетку, затвердела и образовался нарыв, опасный для жизни. Однако когда он узнал, что церковь Божья встревожена из-за его болезни, и народ волнуется, его непобежденный дух не впал ни в гордыню, ни в отчаяние. Но после того, как он вместе с женой и сыром Карлом приступил к сорокадневному посту, этот срок был избран им для успокоения. Это время он, как привык, посвятил пению псалмов, постоянным молитвам, служению месс, щедрой милостыне и торжественному отправлению всех обрядов, так что на смотр войска он потратил едва ли день или два, и ни одного дня он не захотел провести праздно, дабы избежать раздора и призвать вновь мир. Пастыри, следуя его доброму примеру, не избегали даже ущерба для собственного тела ради блага вверенной им паствы. Поэтому не подлежало сомнению, что ему воздастся за все, поскольку он так усердствовал, что обещал стать величайшим из государей – пастырей. Не имея сил для войны из-за сильного изнеможения, он приехал в Аахен к наступлению пасхальных торжеств и соблюдал их там с обычным рвением. По их завершении он поспешил исполнить начатое предприятие. Переправившись через Рейн, он далее направился в Тюрингию, где, как он узнал, в то время находился Людовик. Узнав об этом, тот не смог долее там задерживаться, так как отец был уже близко, отчаялся и решил искать спасения в бегстве; пустившись в путь, он через земли славян вернулся в свои владения. Когда он вернулся, император велел созвать общий съезд в городе Вангионе, который теперь называется Вормс. И поскольку дела с Людовиком обстояли таким образом, а его сын Карл разъезжал с матерью по Аквитании, император послал в Италию, к своему сыну Лотарю, велев ему присутствовать на этом съезде, поскольку он собирается обсудить с ним и это дело, и другие. В это время, в третий день литании произошло необычное солнечное затмение, тень настолько заволокла свет, что, казалось, ничем не отличалась от настоящей ночи. Обычное расположение звезд было отчетливо видно, и никакое светило не претерпело изменений из-за помрачения солнечного света; затем луна, которая находилась напротив него, понемногу двигаясь на восток, вновь отразила его свет, исходящий с западной стороны, в виде рожек, так что в первой узнавалось второе, и так свет все прирастал и весь диск вернулся. Это знамение приписали действию сил природы, однако за ним последовали печальные события. Ведь таким образом открылось, что этому свету, помещенному в доме Божьем под светильником, дабы светил всем, этому блаженной памяти императору, говорю я, вскоре предстояло удалиться от мирских дел и покинуть этот мир погруженным во тьму. Он стал чахнуть от тошноты, его желудок не принимал пищу и питье, он часто вздыхал, его сотрясали хрипы, и решимость его покинула. Когда Природа покинута своими спутниками, жизнь неизбежно угасает. Узнав об этом, он приказал приготовить себе жилье на лето и лагерь на острове близ Майнца; там он совсем ослабел и слег в кровать.

63. Кто опишет его ежедневные заботы о положении церкви, и печаль из-за его непрочности? Кто опишет реки слез, которые он проливал, прося о приближении божественной милости? Ведь он горевал не из-за своего ухода, но вздыхал из-за того, что знал о будущем, говоря, что он несчастен, ибо конец его окружен такими невзгодами. Утешать его пришли достопочтенные епископы и многие другие служители Божьи, среди них Хети, почтенный архиепископ Трира, Отгарий, архиепископ Майнца, Дрогон, брат императора, епископ Метца и дворцовый архикапеллан; когда тот узнал о его приезде, он только ему поверил дела своего семейства и собственные. Ежедневно он исповедовался ему, отдавая должное святому духу, и смирялся сердцем, а Бог все это видел. В течение сорока дней его обычной едой было тело Господне, причем он восхвалял правосудие Божье и говорил: "Ты справедлив, Господи, поскольку я провел сорокадневный пост, не постясь, а теперь исполняю, по крайней мере, вынужденный пост". Он приказал своему брату, достопочтенному Дрогону, собрать у него дворцовых служителей и принести фамильное имущество, которое входило в число королевского убранства, а именно короны, оружие, сосуды, книги, священнические одеяния, и приказал описать каждую из вещей. Объяснил, какие из них по его мнению следует передать церкви, какие – бедным, а какие – сыновьям, Лотарю и Карлу. Лотарю он послал некую корону и золотой меч, украшенный драгоценными камнями, чтобы тот после его смерти сохранил верность Карлу и Юдифи и управлял своей частью королевства, которую, свидетель Бог и придворная знать, он ранее щедро ему передал, и защищал ее. Совершив это в должном порядке, он возблагодарил Бога, поскольку знал, что у него не осталось ничего своего. Между тем достопочтенный архиепископ Дрогон и другие епископы благодарили Бога за все происходящее, ибо видели, что ему всегда сопутствовали все добродетели, и ныне он оставался тверд, и воздавали ему должное за всю его жертвенную жизнь, всегда угодную Богу, но оставалось нечто, омрачающее их радость. Ведь они боялись, как бы он не пожелал остаться непримиримым к сыну Людовику, ведь они знали, что постоянно тревожимая либо плохо залеченная рана сильнее болит; однако видя непобежденным его терпение, которое всегда было ему свойственно, они смягчили его душу с помощью Дрогона, его брат, словами которого тот не пренебрегал. Сперва он не скрывал своей душевной боли, но, немного подумав и собрав оставшиеся силы, попытался подсчитать, сколько и каких он претерпел от него неприятностей, и что тот учинил против природы и Божьих предписаний. И он сказал: "Поскольку он сам не захотел прийти ко мне на суд, я поступлю так, как мне подобает, свидетели вы и Бог, и отпущу ему все, в чем он против меня погрешил. Вам остается убедить его, что хотя я простил ему столько дурных поступков, ему не следует забывать свои дела и то, как он довел до печальной смерти седого отца и настолько пренебрег велением и угрозами нашего общего отца – Бога".

ОГЛАВЛЕНИЕ