Т. Н. ДЖАКСОН. ЧЕТЫРЕ НОРВЕЖСКИХ КОНУНГА НА РУСИ

Глава 2. Олав Харальдссон

Отъезд Олава Харальдссона из Гардарики (1030 г.)

Причина, по которой Олав покинул Русь

О возвращении Олава Харальдссона из Гардарики, равно как и о его поездке туда, упоминается, за исключением "Истории Норвегии" и "Обзора", во всех источниках данного круга (54). Однако объем информации в них далеко не одинаков. В "Легендарной саге", в "Красивой коже" и в различных редакциях саги Снорри Стурлусона рассказывается о том, чтo заставило Олава вернуться в Норвегию, а именно – известие о гибели ярла Хакона. Дело в том, что ярл Хакон стал правителем страны после отъезда Олава. Летом 1029 г. он приплыл в Англию за своей невестой, а в обратный путь собрался "только поздней осенью", и корабль его затонул. Узнав об этом, Бьёрн Окольничий отправился на Русь за конунгом Олавом и приехал туда "зимой на самый йоль" (декабрь 1029 г.). Под 1029 г. анналы сообщают о том, что Олав прибыл на восток в Гарды, а ярл Хакон утонул (55).

Согласно "Красивой коже", за Олавом, живущим в Гардарики, едут "многие его друзья с севера из Норега". В рукописи A логика изложения явно нарушена: сначала говорится, что к Олаву поехали друзья, и он узнал новости; тут же излагаются и сами новости: утонул ярл Хакон, и осенью об этом стало известно в Норвегии; несколько дальше повторно сообщается (почти дословно по тексту "Легендарной саги"). "после этого послали друзья конунга Олава ему слово, что в стране той нет правителя". Более того, топоним Аустррики используется здесь не в том значении, которое характерно для "Красивой кожи". Создается впечатление, что в рукописи A сведены воедино данные разных источников, тем более что в рукописи B этого повтора нет.

Логично построенный рассказ Снорри о том, как Бьёрн Окольничий собрался в дорогу после того, как стало известно о гибели ярла Хакона, а это случилось осенью, – интересен описанием пути (то на лошадях, то на корабле) из Норвегии на Русь и временем на него затраченным ("зимой на йоль", т. е. к двадцатым числам декабря, Бьёрн прибыл на Русь к конунгу Олаву).

Бьёрн Окольничий узнал те новости, о которых уже говорилось, что ярл Хакон утонул. Тогда он изменил свое мнение, он раскаялся в том, что нарушил верность конунгу Олаву. Он посчитал себя свободным от того договора, который он дал на верность ярлу Хакону. Бьёрну подумалось, что теперь появляется надежда, что к власти вновь придет конунг Олав, если он вернется в Норег, поскольку там тогда не было правителя. Бьёрн быстро собрался в путь и взял с собой несколько человек, двигался он затем день и ночь, то на лошадях, когда это было возможно, то на корабле, если это было необходимо, и не останавливались они в своей поездке, пока не прибыли зимой на йоль в Гардарики к конунгу Олаву, и был конунг очень рад, когда Бьёрн его нашел. Конунг тогда узнал многие новости с севера из Норега. Бьёрн говорит, что ярл утонул и в стране не было правителя. Эти новости обрадовали всех тех, кто последовал за конунгом Олавом из Норега и у кого там были владения, родичи и друзья, и кто, в тоске по дому, стремился вернуться домой. Многие другие новости из Норега рассказал Бьёрн конунгу, те, о которых ему было любопытно узнать. [Бьёрн рассказал конунгу о тех, кто ему изменил, и признался в своей неверности.] [ÍF, XXVII, 338]

О языческой Вулгарии

Снорри Стурлусон рассказывает о предложении, сделанном Олаву Ярицлейвом и Ингигерд в тот момент, когда Олав собрался отправиться назад в Норвегию, – остаться у них и взять в управление некое языческое государство. Этот стереотипный рассказ явно ориентирован на возвеличение знатного скандинава за пределами Скандинавии:

С тех пор как конунг Олав приехал в Гардарики, он много заботился и размышлял о том, какое решение ему принять. Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд просили конунга Олава остаться у них и взять то государство, которое зовется Вулгариа (Vúlgáríá), и это часть Гардарики, и был народ в той стране языческий. Конунг Олав раздумывал над этим предложением, и когда он рассказал о нем своим людям, тогда все они стали отговаривать его оставаться там и убеждали его отправиться на север в Норег, в свое государство. У конунга также был план сложить с себя звание конунга и отправиться далеко в Йорсалир или в другие святые места и принять обет послушания. Но чаще всего он думал о том, нет ли какой возможности, чтобы вернуть свое государство в Нореге [Ibidem, 339].

Если прочитать известие саги о подвластной русскому князю языческой стране Вулгариа буквально, т. е., полагая, что можно в данном случае рассчитывать на линейную информацию, то результат оказывается плачевным. Некоторые переводчики саг, совершенно очевидно, лишь на основании звукового сходства и смутного представления о существовании некогда некоей Волжской Булгарии, отождествляют Вулгарию саги с этим государством. Так, в указателе ко всем томам весьма квалифицированного издания исландских саг, увидевшего свет в первой половине прошлого века, на слово Vúlgáríá читаем: "Область или район в Гардарики, теперь – в России, на востоке в бассейне реки Волги, там где она, сделав изгиб в районе Казани, поворачивает на юг. Страна эта простиралась на юг дальше Саратова, столицей ее был Булгар, а жители назывались булгарами" [Fms., XII, 372]. Издатель древнеисландского текста "Круга земного" Бьярни Адальбьярнарсон в указателе отметил, что это – "Великая Булгария в бассейнах Волги и Камы" [ÍF, XXVII, 478]; переводчик "Круга земного" на английский язык Ли М. Холландер отметил в подстрочном примечании, что "это – Великая Булгария, область в среднем течении Волги" [Hollander 1964. P. 483, ch. 187, note 1]; издатель русского перевода "Круга земного" М. И. Стеблин-Каменский в указателе расшифровал топоним как "Волжская Булгария" [Круг Земной. С. 665].

При этом не принимаются в расчет те два обстоятельства, что Волжская Булгария никогда не была "частью Гардарики (Руси)", да и "народ в той стране" не "языческий" (впрочем, об этом – ниже).

Исследователи, специалисты по истории Древней Руси, опять же основываясь на звуковом сходстве (или родстве?) Вулгарии и Булгарии, но при этом учитывая и историческую ситуацию в Волго-Камском регионе на рубеже первого и второго тысячелетий, стремились найти рациональное объяснение известию Снорри Стурлусона. Так, еще Н.М.Карамзин высказал предположение, что Снорри имел в виду "область соседственную с Казанскою Болгариею: ибо народ Болгарский не зависел от России" [Карамзин 1842. Примеч. 58 к т. II, гл. III] .

В литературе принято сейчас мнение датского слависта Адольфа Стендер-Петерсена, что упоминание этой страны, ни в коей мере не подвластной русскому правителю, достаточно фантастично [Stender-Petersen 1953b. S. 134]. Сочувственно излагая точку зрения Стендер-Петерсена, американский славист Хенрик Бирнбаум утверждает, не без основания, что единственное, что мог предпринять в данной связи Ярослав, – это всего лишь позволить Олаву отправиться в Волжскую Булгарию, важный центр торговли с Ближним и Средним Востоком [Birnbaum 1981. P. 135] .

Мне представляется, что любые попытки извлечения из данного фрагмента прямой информации заведомо обречены на неудачу. Если же мы примем, что здесь, как и в большинстве известий саг, информация – косвенная (на что, в первую очередь, указывает стереотипность данного известия), то результат может быть иным. Не привязывая сообщения саги к конкретному времени и к конкретной исторической ситуации, мы можем утверждать, что в ней, в своеобразной форме, отразилось знание скандинавами Балтийско-Волжского пути и роли Волжско-Камской Булгарии на этом пути.

Знакомство это – настолько близкое, что пишущий сагу исландец имеет представление даже о конфессиональной принадлежности народов Булгарии. Утверждая, что "народ в той стране языческий", Снорри Стурлусон вовсе не ошибается, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что для авторов саг любой нехристианин, в том числе и мусульманин, был "язычником".

Последнее, что требует комментария, это утверждение Снорри, будто Вулгариа – "часть Гардарики". Однако объяснение здесь лежит на поверхности. Стоит только вспомнить, как шел в IX-XIII вв. Волжский путь (56) и каков его начальный северный отрезок; представить, что скандинавы не имели возможности попасть в Волжскую Булгарию, минуя Ладогу и Новгород. Но именно этот регион, именно эта транспортная артерия от Ладоги до Новгорода, где приплывающие в Восточную Европу скандинавы встречали цепочку укрепленных поселений, градов, и дали основание заморским гостям назвать в IX в. эту страну Gardar (Города-укрепления) [Джаксон 1984]. В сознании проходящих этим путем скандинавов Гардарики и Вулгария, тем самым, оказались неразрывно связанными.

Тот факт, что в интерпретации Снорри Стурлусона, всеми силами стремящегося возвеличить норвежского конунга – да не простого конунга, а самого Олава Харальдссона, святого покровителя Норвегии и perpetuus rex Norwegiae, – русский князь Ярослав предлагает Олаву в управление (в качестве части Гардарики), скажем, не Полоцкую землю (Palteskia ok þat ríki allt, er far liggr till) и не Суздальскую землю (Suðrdalaríki), а именно Вулгарию, говорит сам за себя. Он отражает то место, которое Волжская Булгария занимала на "ментальной карте" средневековых скандинавов, и то значение, которое придавалось в Скандинавии торговым поездкам по Великому Волжскому пути.

После знамения Божьего Олав решает уехать из Гардарики

Небольшой рассказ "Отдельной саги" и "Круга земного" о том, как Олав Харальдссон сообщает Ярицлейву и Ингигерд о своем желании отправиться на родину (после знамения, данного ему во сне), весьма показателен в плане стереотипности используемой Снорри лексики:

После того как конунг Олав решил для себя, что он хочет отправиться домой, тогда сообщил он об этом конунгу Ярицлейву и княгине Ингигерд. Они отговаривали его от этой поездки, говоря, что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей, и просили его не ехать во владения своих врагов с таким малым войском, какое у него там было. Тогда конунг Олав рассказывает им свой сон и говорит при этом, что, как он подумал, это было знамение Божье. И когда они поняли, что конунг решил отправиться назад в Норег, тогда предложили они ему всю ту помощь в подготовке поездки, какую он хотел бы от них получить. Конунг благодарит их прекрасными словами за их участие, говорит, что он охотно примет от них то, что ему нужно для поездки [ÍF, XXVII, 343].

Предлагая Олаву не уезжать и остаться на Руси, Ярицлейв и Ингигерд, согласно Снорри, говорят, "что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей". Точно так же Олав Шведский предлагает приехавшему к нему норвежскому ярлу Свейну остаться у него "и взять там в управление то ярлство (ríki – "государство", но может быть и "ярлство" – от jarlsríki), которое ему кажется подобающим" [Ibidem, 71]. Для сравнения приведу фрагмент из "Младшей Эдды" Снорри Стурлусона: Гюльви, конунг в Свитьод, узнав, что из Азии идут асы, поехал им навстречу и просил, "чтобы Oдин имел в его государстве такую власть, какую он сам хотел бы" [Snorra Edda, 8]. Число примеров легко можно увеличить. Стереотипность формулировок заставляет сомневаться в достоверности сообщаемого Снорри, тем более, что его информация разительно отличается от той, что содержится в более раннем источнике, а именно в "Легендарной саге" [Leg. s., k. 78]. Это – с одной стороны. С другой, – рассказ о приеме, оказанном Олаву Ярицлейвом, построен в соответствии с вполне определенной литературной формулой, ориентированной на возвеличение знатного скандинава за пределами Скандинавии [Джаксон 1978. С. 282-288], что еще несколько снижает в данном случае достоверность саговой информации.

ОГЛАВЛЕНИЕ