Т. Н. ДЖАКСОН. ЧЕТЫРЕ НОРВЕЖСКИХ КОНУНГА НА РУСИ

Глава 3. Магнус Олавссон

"Прядь о Карле Несчастном"

Согласно большому числу источников, покидая в начале 1029 г. Норвегию, Олав взял своего малолетнего сына Магнуса с собой на восток, а, отправляясь в самом начале следующего года с Руси в обратный путь, Олав оставил Магнуса у Ярослава Мудрого и его жены Ингигерд (63). Недовольные правлением конунга Свейна, сына Кнута Великого, и его матери Альвивы, раскаивающиеся к тому же в содеянном, лендрманны Трёндалёга, отправились через несколько лет после гибели Олава в битве при Стикластадире (1030 г.) на Русь за его сыном, чтобы отвезти Магнуса в Норвегию и поставить там конунгом.

Совершенно иначе история появления Магнуса на Руси описана в "Гнилой коже" и в восходящей к ней (отличающейся незначительно стилистически) версии "Хульды". Здесь сага открывается неким, неизвестным по другим исландско-норвежским сочинениям, текстом, который также называют "Прядью о Карле Несчастном" – "Karls þáttr vesæla". Густав Индребё [Indrebø 1938-1939. S. 58-79], а за ним Йона Луис-Йенсен [Louis-Jensen 1977. S. 79-82] заключили, что "Прядь о Карле Несчастном" не принадлежала исходной редакции "Гнилой кожи", поскольку она плохо сочетается с другим материалом этого свода саг. Луис-Йенсен пришла к выводу, что самостоятельно существовавшая "Прядь о Карле Несчастном" была добавлена, будучи плохо увязываема с ним, к оригинальному тексту "Гнилой кожи". Теодор М. Андерссон [Andersson 1997. P. 1-10], однако, не принимает этой аргументации по той причине, что так называемая "Прядь о Карле Несчастном" не имеет характерных черт пряди. Он склонен считать, что все противоречия могли возникнуть, когда автор "Гнилой кожи" пытался увязать традицию, донесенную "Обзором саг о норвежских конунгах", с другой традицией о конунге Магнусе, например, с дошедшей до него в "*Саге о хладирских ярлах" (64). Трудно согласиться с мнением Е. А. Мельниковой, что в "Гнилой коже" представлена "пространная версия", а в "Круге земном" мы находим "сокращенный вариант повествования" о пребывании Магнуса на Руси [Мельникова 1997. С. 35-41], поскольку "Прядь о Карле Несчастном" существенно отличается лексически, стилистически и тематически от истории юного Магнуса Доброго, как она изложена в остальной совокупности источников.

"Гнилая кожа" открывается следующим текстом:

Мы начинаем рассказ с того, что конунг Ярицлейв правил Гардарики и княгиня Ингигерд, дочь конунга Олава Свенского. Она была мудрее всех женщин и хороша собой. Конунг так сильно любил ее, что он почти ничего не мог сделать помимо ее воли.

Говорится также о том, что конунг Ярицлейв велел построить себе великолепную палату с большой красотой, украсить ее золотом и драгоценными камнями. Потом он поместил в ней добрых, храбрых и благородных людей, испытанных в славных делах; затем он выбрал им снаряжение и оружие, какое они уже раньше испробовали, так что всем казалось, что убранство палаты и дружина соответствуют тому, какая она сама. Она была обтянута парчой и другими драгоценными тканями. Сам конунг был тогда тоже в пышных одеждах и сидел на своем высоком сиденье. Он пригласил к себе многих своих достойных друзей и устроил великолепный пир. Потом вошла в палату княгиня со свитой из прекрасных женщин, и поднялся конунг навстречу ей, и хорошо ее приветствовал, и сказал затем: "Где ты видела такую же великолепную палату или так же убранную, где, во-первых, собралось бы в дружину столько людей, как здесь, и во-вторых, где было бы в палате такое богатое убранство?" Княгиня отвечает: "Господин, – говорит она, – эта палата хорошо устроена, и мало найдется примеров такого же убранства, или лучшего, и чтобы столько богатства было в одном доме, или столь много хороших вождей и храбрых людей. Но все-таки лучше устроена та палата, в которой сидит конунг Олав Харальдссон, хотя она стоит на одних столбах. Конунг рассердился на нее и сказал: "Унижение звучит в таких словах, – сказал он, – и вновь ты показываешь свою любовь к конунгу Олаву," – и дал ей пощечину. Она сказала: "И все же, вероятно, между вами значительно больше разницы, – говорит она, – чем я могу, как следовало бы, сказать словами". Ушла она и была разгневана, и говорит своим друзьям, что хочет уехать из его государства и не принимать больше от него такого позора. Друзья ее принимают в этом участие и просят ее успокоиться и изменить свое отношение к конунгу. Она отвечала и сказала, что сначала конунг должен искупить это перед ней. Теперь говорят конунгу, что она хочет уехать, и просят его друзья, чтобы он уступил, и он так и делает – предлагает ей помириться и дает обещание, что исполнит для нее то, о чем она попросит. А она отвечала и соглашается принять эти условия, и тотчас же сказала на это: "Ты должен теперь, – говорит она, – послать корабль в Норег к конунгу Олаву, так как мне удалось узнать, что у него есть внебрачный сын, совсем юный. Пригласи его сюда, стань ему приемным отцом и воспитай его, потому что у вас считается, как говорят, что тот ниже, кто воспитывает ребенка другого". Конунг говорит: "Ты скоро получишь то, о чем ты просишь, – говорит он, – и мы можем с этим смириться, даже если бы конунг Олав был больше нас, и не посчитал бы я за унижение, даже если мы воспитаем его ребенка".

Теперь посылает конунг корабль в Норег, и пришли те мужи к конунгу Олаву, и говорят ему о предложении конунга и княгини. Он говорит: "Я охотно приму его, и думается мне, что нигде моему сыну не будет лучше, чем у конунга Ярицлейва и княгини, которую я знаю как самую выдающуюся из женщин и более чем дружелюбно расположенную ко мне". Посылает он затем на восток с ними Магнуса, своего сына, и принимают они его с почетом, и воспитывался он там в дружине, и с не меньшей привязанностью и любовью, чем их сыновья.

Некоторые люди ненавидели его, и казалось им, что не дoлжно воспитывать там сына иноземного конунга, и они указывали на это конунгу. Но это ни к чему не вело, потому что конунг не прислушивался к таким речам. Часто забавлялся он в палате конунга и был с самого начала искусен во многих играх и упражнениях. Он ходил на руках по столам с большим проворством и показывал в этом большое совершенство, и было много таких людей, которым нравилось, что он так рано развился. Один дружинник, довольно пожилой, невзлюбил его, и однажды, когда мальчик шел по столам и подошел к тому дружиннику, то подставил тот ему руку и свалил его со стола, и заявил, что не хочет его присутствия. Люди судили об этом по-разному: некоторые выступали за мальчика, а некоторые – за дружинника. И в тот же самый вечер, когда конунг ушел спать, мальчик был снова в палате, и когда дружинники еще сидели там и пили, тогда подошел Магнус к тому дружиннику и держал в руке маленький топор, и нанес он дружиннику смертельный удар. Некоторые его товарищи хотели тотчас взять мальчика и убить его и так отомстить за того дружинника, а некоторые воспротивились и хотели испытать, как сильно конунг любит его. Тогда встает один человек и берет мальчика на руки и бежит с ним в то помещение, в котором спал конунг, и бросает его в постель к конунгу и сказал: "Получше стереги своего дурня в другой раз". Конунг отвечает: "Часто вы выбираете для него неподходящие слова, или он что-то теперь для этого сделал?" Дружинник отвечает: "Теперь он для этого сделал достаточно, – говорит он, – убил вашего дружинника". Конунг спросил, при каких обстоятельствах это случилось. И он говорит ему. Тогда произнес конунг: "Королевская работа, приемыш, – говорит он и рассмеялся. – Я заплачу за тебя виру". Затем договаривается конунг с родичами убитого и тотчас выплачивает виру. А Магнус находится в дружине конунга и воспитывается с большой любовью, и был он тем больше любим, чем старше и разумнее он становился [Msk., 3-5].

Далее события развиваются, по "Пряди о Карле", таким образом, что на Русь (в Аустрвег) решают отправиться со своими людьми два норвежских купца (солевары, накопившие денег и занявшиеся торговлей), Карл (по его имени названа "Прядь") и его брат Бьёрн. Они осознают, что "из-за заявлений конунга Свейна и конунга Ярицлейва и того немирья, которое существует между ними, это нельзя назвать безопасным". И всё же они плывут на восток, "пока не приходят в Аустррики; и встают там у большого торгового города". Норвежским купцам грозит нападение со стороны местных жителей, и Карл отправляется "к конунгу Ярицлейву и приветствовал его". Ярослав "велел взять его и тотчас заковать в цепи, и так было сделано". Освободив Карла по просьбе юного Магнуса, Ярослав предложил ему либо уехать назад в Норвегию, либо остаться на зиму и весной выполнить его поручение. Карл соглашается на второе предложение.

И когда наступает весна, случилось однажды, что конунг и Карл беседовали вдвоем. Тогда говорит конунг Карлу: "Вот деньги, – говорит он, – которые ты должен взять с собой, и вместе с этим последует некое трудное дело. Ты должен раздать эти деньги лендрманнам в Нореге и всем тем людям, у которых есть какое-нибудь влияние и которые хотят быть друзьями Магнуса, сына Олава. Ты – мудрый человек, хотя и не знатного рода". Карл отвечает: "Это не мое дело, потому что тот человек должен быть выдающимся и очень мудрым, кто исполнит такое поручение, чтобы выступить против такой превосходящей силы и взяться за такое великое и опасное дело". Конунг сказал: "Ты хорошо подходишь для этого, по моему опыту; и мне думается, что тебе, вероятно, выпадет тяжелое испытание, и немалое, и не будешь ты знать, спасешься ты или нет. И хотя тебе этого не хочется, но может статься, что скоро с тобой случится беда, и не надо тебе больше ждать". "Рискну я, – говорит Карл, – с вашей удачей и по вашему плану". Отправляется Карл оттуда с востока со своими спутниками и приходят они в Данмарк.

Карл рассказывает обо всем Бьёрну и просит его позаботиться об их имуществе, но Бьёрн не хочет расставаться с братом. Они отправляются в путь вместе и приплывают в Вик. Встречаются с Эйнаром Брюхотрясом и передают ему поручение конунга Магнуса. Далее они приплывают в торговый город, вероятно в Тронхейм. В Норвегии Карл попадает в неволю. Ему удается бежать не без помощи Кальва Арнасона, знатного норвежца, сражавшегося в битве при Стикластадире против Олава Святого, но сейчас готового присягнуть на верность его сыну Магнусу.

Затем едут они на восток в Гардарики к конунгу Магнусу, и оказывают конунг Ярицлейв и его люди Карлу самый что ни на есть радушный прием, и рассказывает он им все о своих поездках, и затем рассказывает он конунгу Магнусу о деле Кальва и о том, как тот ему помог. [Карл передает готовность Кальва поклясться, что он не убивал конунга Олава, и его желание присягнуть на верность конунгу Магнусу.] И вот посылают за Кальвом, и получил уже Карл мир для него.Дал Кальв тогда такую клятву, что он не убивал конунга Олава, и пообещал Магнусу с этого времени покровительство и верность во всем [Ibidem, 5-8].

Е. А. Рыдзевская высказала предположение, что, хотя "это – явно неисторическая часть "Morkinskinna", резко противоречащая тем сведениям в других текстах, историческая верность которых не вызывает сомнений", возможно, рисуя Ярослава как "человека самолюбивого, раздражительного, крутого и сурового в минуты гнева, но не лишенного отходчивости и способного поддаваться разумным уговорам и доводам", автор "Гнилой кожи" (или ее источника) имел дело с "какими-то подлинными старыми воспоминаниями о Ярославе" [Рыдзевская 1940. С. 71-72].

Институт "кормильства" был широко распространен в раннесредневековой Европе (65). Обычай отдавать на воспитание ребенка знатного рода (сына) с раннего детства в другую семью был широко распространен и в Скандинавии. Нередко об этом говорится в сагах. Но здесь мы встречаемся с отражением характерного для средневековой Скандинавии верования, что тот, кто брал ребенка на воспитание, считался менее знатным, нежели его отец. В "Саге о Харальде Прекрасноволосом" Снорри рассказывает о том, как посланники английского короля Адальстейна вручают Харальду замечательный меч в качестве подарка, а затем объявляют Харальда подданным Адальстейна, ибо Харальд "принял от него меч". В ответ Харальд посылает в Англию своего дружинника Хаука Длинные Чулки с поручением посадить на колени английскому королю незаконнорожденного сына Харальда – Хакона, – что и было проделано к большому неудовольствию Адальстейна и к радости Харальда, "ибо люди говорят, что тот, кто воспитывает чужого ребенка, менее знатен, чем отец этого ребенка" [Круг Земной. С. 64-65].

"Мы можем с этим смириться, даже если бы конунг Олав был больше нас, и не посчитал бы я за унижение, даже если мы воспитаем его ребенка", – с помощью этого высказывания, приписываемого Ярославу, проводится тенденциозная линия автора саги на возвеличение скандинавского конунга.

Пребывание Магнуса на Руси описывается в "Гнилой коже" практически так же, как и пребывание на Руси юного Олава Трюггвасона в редакции A саги монаха Одда: "С тех пор стали конунг и княгиня воспитывать Олава любовно, с большой лаской. Одарили они его многими дорогими вещами, как своего собственного сына" [Ó. Tr. Oddr, 28]. Когда речь идет о том, что некоторые люди ненавидели юного Магнуса, мы встречаемся с мотивом, тоже известным нам по "Саге об Олаве Трюггвасоне", – завистью людей к иноземному конунгу, пользующемуся почетом и славой при дворе русского князя. Слова о том, что "не должно воспитывать там сына иноземного конунга", параллельны тому, что мы уже читали в "Саге об Олаве Трюггвасоне": "Такие были законы в Гардарики, что там не могли находиться люди королевского рода, кроме как с разрешения конунга" [ÍF, XXVI, 232]. А. И. Лященко высказывает сомнение, что на Руси мог существовать такой закон, а, напротив, приводит описанные сагами случаи аналогичной смены скандинавскими конунгами своего имени и в других странах: Харальд Суровый Правитель меняет в Византии свое имя и называется Нордбриктом; Олав Трюггвасон на западе называет себя гардским купцом по имени Али/Оли [Лященко 1926а. С. 11-12].

ОГЛАВЛЕНИЕ