Т. Н. ДЖАКСОН. AUSTR í GÖRÐUM

Глава 2. Север Восточной Европы в этногеографических традициях древнескандинавской письменности

Этногеографическая номенклатура памятников древнескандинавской письменности представляет собой объект, достойный отдельного рассмотрения. Ее изучение позволяет, с одной стороны, уточнить наши представления об источниках исследования – выявить относительную хронологию их возникновения и соотношение, а также четче представить всю их совокупность. С другой стороны, оно проливает свет на сам предмет исследования – на время проникновения скандинавов в Восточную Европу, последовательность освоения территории, на зоны контактов и степень знакомства пришельцев с местным населением.

Характер содержащейся в источниках исторической информации со всей очевидностью указывает на то, что в них находит отражение период, предшествующий их записи, во всяком случае никак не позднее середины XIII в. Анализ рунических надписей, упоминающих Восточную Европу, подтверждает, что все их топонимы принадлежат к древнейшему пласту географических и топографических знаний скандинавов об этих территориях [Мельникова 1982, 124]. Сведения, дошедшие до нас в oldtidssagaer, "сагах о прошлом", и в forntidssagaer, "сагах о древности" (в терминах Сигурда Нордаля [Nordal 1953]), убеждают в том, что мы имеем дело с отражением глубокой древности [Джаксон 1995]. Наконец, детальный анализ исландских географических трактатов выявляет, что они сохранили картину Восточной Европы X – начала XII в., т. е. до татаро-монгольского нашествия, до образования Литовского государства, до завоевания Орденом прибалтийских земель [Мельникова 1976, 156].

Соответственно, и этногеографическая номенклатура памятников древнескандинавской письменности достаточно архаична. Логичнее всего допустить, что она формировалась по мере скандинавского проникновения в Восточную Европу. И хотя установить точное время ее сложения не представляется возможным, все же верхний хронологический рубеж, terminus ante quem, для определения начального этапа сложения географических представлений скандинавов о Древней Руси у нас есть. Под 839 г. в "Бертинских анналах" ("Annales Bertiniani") рассказывается о том, как ко двору императора Людовика Благочестивого в Ингельгейме прибыло посольство от византийского императора Феофила II. С ними были некие люди, которые принадлежали к народу "рос (Rhos)", чей правитель (rex) прозывался "хакан (chacanus)" (1), и которые, как выяснил Людовик, были "из народа свеонов (eos gentis esse Sueonum)" [Annales Bertiniani, 30-31; Свердлов 1989, 7-15]. Норманны, пришедшие в 838 г. в Византию, изображаются как посланцы "хакана росов". Тем самым, "Бертинские анналы" содержат "первое свидетельство существования сложившихся славяно-скандинавских отношений" [Лебедев 1985, 190].

Совокупное изучение древнескандинавской топонимии Восточной Европы приводит к выводу, что каждая группа источников имеет свою топонимическую номенклатуру [Джаксон 1995]. Следует подчеркнуть, что хронология письменной фиксации топонимов соответствует последовательности их возникновения в языке древних скандинавов [Джаксон 1989; Jackson 1993]. Впрочем, прямого соответствия нет: здесь лишь намечается общая линия развития древнескандинавской топонимии Восточной Европы. Тем не менее, рассмотрение всей совокупности восточноевропейских топонимов по всем синхронным срезам, естественно, представляется целесообразным (2).

Топонимия скальдических стихов и рунических надписей

Первый топонимический "пласт", отразившийся в скальдике и в рунических надписях, включает в себя значительное число гидронимов: имена Балтийского моря (Austmarr (3), Eystrasalt (4)) с Финским заливом (?  Hólmshaf) (5), Белого моря или Ледовитого океана (Gandvík) (6), двух Двин – Западной (Duná) (7) и Северной (Vína) (8). Сюда же входит ряд этнонимов (либо отэтнонимических названий земель) на территории от Западной Двины до Северной Двины: sæmgallir "земгалы" (9), Lifland "Земля ливов" (10), eistr "эсты" (11), Estland "Земля эстов" (12), Virland "Вирумаа" (13), Finland "Земля финнов" (14), Tafeistaland "Земля тавастов" (15), bjarmskar kindir "племена бьярмов" (16).

Прибалтийская топонимия связана с морем: это названия мыса Колкасрагс (Domesnes) (17), островов Рухну (Runö) (18) и Сааремаа (Sýsla, Eysýsla) (19), а также нерасшифрованное скальдом выражение "все сюслы" (allar Sýslur) (20), прочитываемое исследователями, вслед за Снорри Стурлусоном (21) как обозначение острова Сааремаа и лежащей против него эстонской области Ляэнемаа (Aðalsýsla королевских саг).

В древнерусской зоне находятся лишь названия двух городов – Aldeigja "Ладога" (22) и Hólmgarðr "Новгород" (23) – и обозначение Руси (Garðar) (24), возникшее применительно к цепочке укрепленных поселений на берегах Волхова, на начальной стадии пути "из варяг в греки", точнее – на пути от Ладоги до Новгорода (25).

Принципиально важно, что в первом топонимическом пласте нашли отражение три известных скандинавам и весьма важных для них "входа" на Восточно-Европейскую равнину: по Западной Двине; через Финский залив и Ладогу; по Северной Двине. При этом, как можно видеть, лишь западнодвинский путь представлен в древнескандинавской этно-, топо- и гидронимии, формировавшейся в IX-X вв., с достаточной полнотой, что является несомненным свидетельством раннего использования скандинавами этого пути с дальнейшим выходом на Днепр, Десну, Оку, Дон [ср.: Булкин, Дубов, Лебедев 1978, 51-54; Леонтьев 1986, 3-9].

Небезынтересным оказывается хронологическое приурочение этногеографического материала скальдических стихов. Восточная Прибалтика, Север и лишь затем Русь – в таком порядке названные регионы фиксируются в скальдике. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку множеством других источников отмечается именно такая последовательность движения скандинавских дружин. Тот факт, что Русь представлена только своим самым ранним древнескандинавским наименованием, а также обозначением Ладоги, позволяет думать, что в силу известной консервативности скальдические стихи зафиксировали топонимию самого раннего периода пребывания скандинавов на нашей территории, пока путь по Волхову до Новгорода ими только еще осваивался. Даже скальды XI в., бывавшие на Руси со своими конунгами, не использовали ничего, кроме традиционного и очень древнего обозначения Руси [Джаксон 1991а, 79-108].

Топонимия королевских и родовых саг

Этногеография королевских саг выступает как прямая наследница традиции скальдических стихов и рунических надписей.

Русский Север – это Gandvík "Белое море" (26), Vína "Северная Двина" (27), bjarmar "бьярмы" (28) и Bjarmaland "Земля бьярмов, Бьярмаланд" (29).

В прибалтийской зоне ранние саги ("Обзор саг о норвежских конунгах", "Сага об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда, "Гнилая кожа") фиксируют Eystrasalt (30), Eysýsla (31), Eistland (32), eistr (33) и finnar (34), в то время как своды королевских саг ("Красивая кожа" и "Круг земной") также добавляют Aðalsýsla (35) и земли куршей и карел – Kúrland (36), kúrir (37), Kirjálaland (38).

Древняя Русь зовется в этих источниках Garðar (39), хотя постепенно его место занимает новообразование типа X-ríki – Garðaríki (40), а в переводах с латыни она даже зовется Rusia (41); основные города Руси в ранних королевских сагах – Aldeigjuborg (42), композит типа X-borg от скальдического Aldeigja, и Hólmgarðr (43), а в поздних сагах, в силу влияния иной традиции, о которой речь пойдет ниже, по два раза каждый упоминаются Kænugarðr "Киев" (44), Pallteskja "Полоцк" (45) и Suðrdalaríki, Súrdalar "Суздаль" (46).

Исландские родовые саги, естественно, сохранили крайне ограниченное количество восточноевропейских топонимов. Важно отметить, что они в значительной степени соответствуют тому, что представлено в поздних королевских сагах: Русь – Garðaríki (47), европейский Север – Bjarmaland (48) и Vína (49), балтийские племена и земли – Kirjálaland и kirjálir (50), Kúrland (51), Rafali (52), Eysýsla (53) и Aðalsýsla (54).

Топонимия географических трактатов, скальдическиих тул и саг о древних временах

В географических сочинениях XII-XIV вв. объем сведений о Восточной Европе значительно увеличивается [ср.: Pritsak 1981, 503-550].

К прибалтийским народам и их землям – помимо Virland (55), refalir (56), kirjálir (57), Kirjálaland (58), Kúrland (59), Lifland (60), Finnland (61), Tafeistaland (62) и Eistland (63) – добавляются также Samland "Самбия" (64) и Ermland "Вармия" (65).

Трактаты называют восемь древнерусских городов: Móramar "Муром" (66), Rostofa "Ростов" (67), Súrdalar "Суздаль" (68), Hólmgarðr "Новгород" (69), Pallteskja "Полоцк" (70), Smaleskja "Смоленск" (71), Kænugarðr "Киев" (72) и Sýrnes Gaðar "Гнездово" (73), при том что Ладога в них не упоминается. Русь – помимо основного обозначения Garðaríki (74) – имеет два "книжных" имени: Svíþjóð hin mikla / Scythia (75) и Kylfingaland (76).

Число известных географическим сочинениям рек тоже увеличивается: это – Dúna "Западная Двина", Nepr "Днепр", Nyia "Нева", Olkoga "Волга или Волхов" и Kuma "Кама" (77).

Значительное число восточноевропейских рек включено и в одну из тул (скальдических перечней) конца XII в. Для этого памятника характерно значительное расширение синонимических групп за счет терминов, не употребленных в более ранней поэзии [Гуревич 1984, 8]. Действительно, все гидронимы, кроме Vína "Северная Двина", не встречаются в поэзии скальдов (Dun "Дон", Dýna "Западная Двина", Olga "Волга [?]", Nepr "Днепр", Dröfn "река недалеко от Полоцка") (78) и принадлежат к иной этногеографической традиции, нежели та, что нашла отражение в скальдике, рунических надписях и королевских сагах.

В то же время вполне очевидно, что оба исландских жанра XII-IV вв. – тулы (þulur) и географические сочинения, – ставящие своей задачей описание во всех подробностях окружающего мира, восходят к некоей общей традиции, отличной от той, что запечатлелась в раннем пласте. Сведения, содержащиеся здесь, распространяются на территорию, большую как в широтном, так и в меридиональном измерении: к западу от Западной Двины появляются Kúrland, Samland и Ermland; к востоку от Северной Двины – Kuma "Кама"; к югу от Новгорода вырисовывается район Днепро-Двинского междуречья (Nepr, Smaleskja, Sýrnes, Gaðar, Kænugarðr). На территории Руси фиксируются основные водные артерии и крупнейшие города, относимые летописью к числу древнейших [см.: Древнерусские города].

Саги о древних временах, зачастую развивающие сюжеты саг королевских, содержат и топонимический набор, характерный для этих последних. Русь в них зовется Garðar (79) и Garðaríki (80); вновь среди древнерусских городов в них появляется Aldeigjuborg "Ладога" (81). Север – это Bjarmaland (82) и bjarmar (83), Gandvík (84) и Vína (85). Однако совершенно очевидно, что в сагах о древних временах присутствует известная общность с этногеографией географических трактатов: Прибалтика – это Ermland (86), Eystland (87), Kirjálaland (88), Kúrland (89), Lifland (90), Refaland (91), Samland (92) и Virland (93); русские города, помимо Ладоги, – Hólmgarðr (94), Kænugarðr (95), Móramar (96), Ráðstofa (97), Pallteskja, Pallteskjuborg (98), Smalenzkia (99), Súrsdalr (100). Вместе с тем в этом источнике содержатся и дополнительные топонимические данные, происхождение которых еще ждет своего объяснения: в частности, это вымышленные названия типа Vínumynni "Устье Вины" (101) и Vínuskógr "Винский лес" (102), латинизированные обозначения Руси (Rússía, Rússaland) (103) и Новгорода (Nógarðar) (104), имена еще двух "русских" городов – Álaborg "Алаборг" (105) и Danparstaðir "Данпарстадир" (106).

Таблица. Этногеографическая номенклатура скальдических стихов, рунических надписей, королевских и родовых саг, географических сочинений, скальдических тул и саг о древних временах

На основании приведенных фактов можно говорить о существовании в Скандинавии двух этногеографических традиций, зафиксированных в скальдических стихах, рунических надписях и ранних королевских сагах, с одной стороны, и в поздних королевских сагах, географических сочинениях, скальдических тулах и сагах о древних временах – с другой, и отражающих определенную пространственную и временную очередность проникновения скандинавов в Восточную Европу. Тот факт, что скандинавское имя Ладоги, Aldeigja, встречается в скальдических стихах, Новгорода, Hólmgarðr, – в рунических надписях и ранних сагах, а Киева, Kænugarðr, – в поздних сагах и географических трактатах (что соответствует реальной последовательности продвижения скандинавов в по Восточно-Европейской равнине), объясняет, почему столицей Руси, Garðaríki, и центром всех происходящих здесь событий выступает в скандинавских источниках именно Новгород, а не Киев (107).