Е. А. МЕЛЬНИКОВА. СКАНДИНАВСКИЕ РУНИЧЕСКИЕ НАДПИСИ

ВВЕДЕНИЕ

Возникновение и развитие рунического письма

Старшеруническое письмо

Установление прочных и постоянных связей с Римской империей на рубеже нашей эры оказало огромное влияние на социально-политическое и культурное развитие германцев. Особенно сильно проявлялось оно на территориях, ставших имперскими провинциями, и в широкой пограничной зоне (limes) со "Свободной Германией" (Germania Libera). Одним из результатов этих контактов стало зарождение своеобразной формы буквенного письма, которое распространилось у всех германских народов и функционировало в Скандинавии вплоть до XV в. Оно получило название рунического от древнеисландского названия знаков – rún "руна". Изначально rún имело значения "скрытое, секретное знание; тайна; шепот". Семантика слова, как считается, указывает на специфический характер и функции германского письма в начальный период его существования, в первую очередь его эзотеризм, т. е. доступность лишь посвященным и "скрытость", "тайность" для всех остальных. Новую этимологию предложил Р. Моррис, связавший слово rún с индоевропейским корнем со значением "царапать, делать насечки" (ср. нем. ritzen "царапать, насекать": Morris; Antonsen 1989. P. 140).

Древнейший, старший, рунический алфавит, использовавшийся до конца VIII в., состоял из 24 знаков, имевших фонетическое (не до конца ясное у нескольких рун) и символическое значение (Begriffswert), вытекающее из их названий (см. табл. 1). Графика многих старших рун была неустойчива, и почти каждая из них имела несколько аллографов, иногда сходных с аллографами других рун (например, k, p, d, j и др. См.: Westergaard). Нередко употреблялись лигатуры, например, {ga}, {az}, {er} и др. (Meijer 1984).

Старшерунический алфавит начинался рунами f, u, þ, а, r, k, отчего его называют также футарком (см.: Düwel 1996). Уже в IV в. последовательность рун в алфавите была устойчива (кроме последних восьми знаков), о чем свидетельствуют древнейшие надписи, состоящие целиком или частично из футарка или его частей (на камне из Kylver, Готланд, археологически датируется временем между 350 и 475 г., рунологически – второй четвертью V в.; на брактеатах из Vadstena и Motala, Эстеръётланд, и Grumpan, Вестеръётланд, Швеция, датируемых первой половиной VI в.: Krause – Jankuhn. № 1, 2, 3 и др.). Вместе с тем порядок следования рун, как видно уже из первых пяти знаков, необычен для алфавитов, восходящих к финикийскому письму (греческое, латинское и многие другие) и он пока не получил объяснения.

табл. 1. Германское руническое письмо (1)

24-значный ряд подразделялся на 3 группы (ættir), состоящие из 8 знаков; каждая группа именовалась по названию ее начальной руны: fuþorkgw – Freys ætt (от Freyr – Фрейр, бог плодородия в скандинавском языческом пантеоне), hnijpė(y)Rs – Hagals ætt (hagall – "град"), tbemlŋdo – Týs ætt (Тýr – бог Тюр). Выделение этих групп самими воителями рунического письма подтверждается неоднократным изображением одной из них (чаще всего – первой. См.: Krause – Jankuhn. № 2, 3, 4, 5 и др.) или раздельным написанием каждой из групп (на брактеатах из Vadstena, Эстеръётланд, Швеция, первая половина VI в., и Grumpan, Вестеръётланд, Швеция, первая половина VI в.).

К настоящему времени известно около 250 старшерунических надписей I-VIII вв. Их корпусное издание осуществили В. Краузе и Г. Янкун (Krause – Jankuhn. Bd. I-II); сводки надписей с краткими комментариями даны Э. А. Макаевым (Макаев 1965. С. 100-110; Makaev. P. 85-91), который опубликовал в хронологическом порядке 115 текстов на различных предметах и 31 надпись на брактеатах, и Э. Антонсеном (Antonsen 1975), опубликовавшим 121 надпись по языковой, диалектной, принадлежности.

Подавляющее большинство старшерунических надписей сделано на металлических предметах: оружии (наконечниках копий, умбонах, накладках и рукоятях щитов. См. сводку: Düwel 1981b) и украшениях. Особую категорию представляют надписи на золотых брактеатах V-VI вв. (см.: Axboe, Düwel, Hauck, Padberg). Начиная с V в. все больше используется камень. Однако графика рун – отсутствие округлых линий – заставляет предполагать, что основным материалом для рунического письма, особенно в начальный период его существования, служило дерево (о "деревянных плашках" говорит и Тацит; см. ниже), расположение волокон на котором препятствовало вырезанию округлостей. Тем не менее, видимо в силу плохой сохранности дерева, находки деревянных предметов с надписями крайне редки: древнейшие из них – на рукояти из Vimose (Ютландия), древках копий из Kragehul (о. Фюн) – датируются III-IV вв.

Несмотря на относительную ясность состава алфавита и фонетического значения знаков, практически все важнейшие вопросы, связанные с происхождением рунического письма – временем и местом его возникновения, его прототипом, его первоначальными функциями – являются дискуссионными. Более того, выработанные к 1950-1970-м годам основные теории происхождения рунической письменности ныне подвергаются радикальному пересмотру. Причиной этого стали в первую очередь многочисленные новые находки старшерунических надписей, сделанные как при полевых археологических исследованиях, так и при изучении ранее найденных памятников, хранящихся в музеях.

До последних двух десятилетий время возникновения рунического письма определялось рубежом II-III вв. н. э. – первой половиной III в. Основанием служили археологические датировки предметов, на которых были выявлены надписи, в первую очередь из погребений. Древнейшими памятниками рунической письменности считались надписи на предметах вооружения (на наконечниках копий из Øvre Staby, Норвегия; Dahmsdorf, Бранденбург; Ковеля, Западная Украина; на умбоне щита из Thorsberg, Шлезвиг-Гольштейн) и на украшениях (пряжках из Thorsberg, Шлезвиг-Гольштейн; Nøvling, Северная Ютландия; Hiralingaje, Зеландия; Næsbjerg, Южная Ютландия) и др.

Однако еще в конце I в. н. э. римский историк Корнелий Тацит писал о гаданиях у германцев: "Срубленную с плодового дерева ветку они нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем, как придется, на белоснежную ткань". Вынимая эти плашки, жрецы по нанесенным на них знакам предсказывают будущее (Тацит. С. 357). Сообщение Тацита вызывало дискуссии: было неясно, употреблялись ли во времена Тацита упоминаемые им знаки только для гаданий, или использовались как письменная система, т. е. система графем, каждая из которых имела строго определенное фонетическое значение. Ввиду отсутствия памятников рунической письменности столь раннего времени, предполагалось, что те знаки, которые упоминает Тацит, должны рассматриваться лишь как прообразы рунического письма.

Первым открытием, приблизившим время возникновения рунического письма ко временам Тацита, были находки, сделанные при раскопках 1970-1980-х годов в долине реки Иллеруп (Illerup) вблизи г. Сканнерборга, Восточная Ютландия (Ilkjær, Lønstrup; Ilkjær). Здесь были обнаружены три огромных вотивных болотных клада, содержащих предметы вооружения и снаряжения. Наиболее ранний из кладов (№ 2) содержал вооружение примерно для 200 воинов и более 225 римских денариев, которые послужили основанием для датировки клада: младшая из них чеканена в 187-188 годах, т. е. клад относится к концу II в. (по принятой хронологии – римский век, период Clb). На нескольких вещах при исследовании выявились рунические надписи. Более того, на двух наконечниках надписи оказались идентичны – первый случай в рунологической практике. При этом на одном наконечнике надпись была выбита штемпелем, на другом – процарапана, т. е., видимо, скопирована с первого. Более того, через несколько лет была найдена и третья аналогичная надпись – также на наконечнике копья из клада в Vimose в Восточной Ютландии. Надпись была первоначально прочтена слева направо как ojinga (R) и, по предположению Э. Мольтке и М. Стоклунд, содержала имя кузнеца (Moltke, Stoklund). Позднее выяснилось, что надпись следует читать справа налево, а первой является руна w, а не R: wagnijo (<*wagnaR). Еще одна надпись – swarta "черный" – находилась на серебряной рукояти щита. При последующих раскопках в долине р. Иллеруп число надписей увеличилось (Stoklund 1995b; Stoklund 1998).

Другая сенсационная находка была сделана в 1979 г. На хранящейся в краевом музее Шлезвиг-Гольштейна фибуле, происходящей из женского погребения в Meldorf (Северо-Западная Германия) и датируемой первой четвертью I в. н. э., была выявлена надпись, которая может быть прочитана двояким образом: как латинская – idis, Idis, род. п. от германского женского имени Ida или Idda, т. е. "[брошь] Иды (Идды)", или как германская руническая (при повороте на 180°) – hiwi, дат. п. от женского имени *Hiwa "для Хиви" (Düwel, Gebühr; Düwel 1981а) или irilị, дат. п. от слова erilaz, т. е. "эрилу (мастеру рун)" (Mees. Критический обзор интерпретаций надписи см.: Odenstedt 1983; Odenstedt 1989; Mees. S. 131-136). Хотя дискуссия не выявила бесспорных доказательств "латинской" или "рунической" принадлежности надписи (ср.: Antonsen 1989. Р. 156-157), она показала бóльшую вероятность того, что надпись выполнена германскими рунами и является древнейшим памятником рунической письменности.

Наконец, к тому же времени, что и фибула из Мельдорфа, относится фрагмент керамики, найденный в Osterrönfeld Kr. Rendsburg-Eckerförde, Шлезвиг-Гольштейн с двумя процарапанными рунами R и а. Слой, в котором он находился, датируется I в. н. э. (Marold // NoR. 1994. № 9. S. 16).

Все эти находки показывают, что Тацит имел сведения именно о рунической письменности, а не о культовом использовании отдельных знаков, и зарождение рунического письма должно быть отодвинуто, по крайней мере, к началу I в. н. э. Еще более радикальную передатировку начал рунического письма предприняли Р. Моррис и Э. Антонсен, которые отнесли его возникновение ко времени существования протогерманского языка, т. е. к I тысячелетию до н. э. (см.: Morris; Antonsen 1989), однако их предположение, во всяком случае, пока не подтверждено находками.

Надо отметить и то, что принятые сейчас датировки старшерунических памятников принадлежат консультанту и соавтору В. Краузе археологу Г. Янкуну (Krause – Jankuhn) и основываются на определении археологических материалов по хронологии, разработанной для римского времени Г. Эггерсом (Eggers 1955). Однако хронология Г. Эггерса, принятая, правда, с уточнениями и поправками (см.: Godłowski) огромным большинством как зарубежных, так и отечественных археологов, ныне, вероятно, требует определенного пересмотра (Eriksson. S. 37-47). Поэтому не исключено, что некоторые из предметов с надписями, которые были отнесены Г. Янкуном к III-IV вв., окажутся более ранними.

Второй важнейший вопрос – прототип рунического письма, имеющий прямое отношение к вопросу о месте его зарождения и германском племени (племенном союзе), которое стало его первоначальным носителем. Исходя из исторических сведений о пере­мещениях германских племен в первые века нашей эры, общепризнано, что руническое письмо возникло на основе южноевропейского алфавита (или алфавитов) и зародилось в областях, где мигрирующие германские племена соприкасались с античным миром. Конкретное же определение как первого, так и второго является предметом постоянных дискуссий.

На рубеже XIX и XX вв. и в первой половине XX в. было установлено чрезвычайное сходство рунических знаков с буквами капитального латинского письма и с греческими буквами. Поэтому исходным образцом для его создания, как считалось, послужил латинский (Wimmer 1874; Wimmer 1987) или греческий курсивный (Bugge S. // NIæR. Indledning; Friesen 1904-1906; Friesen 1933b. S. 5-12) алфавит, или оба – для разных рун.

Сторонники как "латинской", так и особенно "греческой" теорий связывали возникновение рунического письма с готами и с так называемым готским культурным потоком, шедшим от берегов Черного моря на север. Сопоставление рунического алфавита с палеографией древнейшего памятника готской письменности, Библией Вульфилы (середина IV в.), показало сходство специфически "готских" букв (например, þ) с соответствующими рунами (Gendre; Hachmann 1997), однако не привело к надежным результатам. Более того, датировка новооткрытых памятников рунического письма I в. н. э. вряд ли допускает участие готов в его "создании": в I в. н. э. готы находились еще на берегах Балтийского моря и начали передвигаться на юг и юго-восток только с конца II в. Поэтому зарождение рунического письма невозможно связывать с готами или вообще восточными германцами, хотя они рано овладели им, и уже от III в. известны восточногерманские рунические надписи.

В конце 1920-х годов К. Марстрандер выдвинул предположение о связи рунического письма с какой-то разновидностью североиталийского (долатинского) алфавита, переработанного одним из южногерманских племен, возможно, маркоманами (Marstrander 1928). Эта теория получила довольно широкое распространение (см.: Arntz 1938. S. 9; Макаев 1965. С. 33; Hammarström; Morris). Время возникновения рунического письма относят тогда к началу нашей эры (Krause – Jankuhn. Bd. I. S. 48; Werner). Близка к изложенной и точка зрения немецкого рунолога В. Краузе, который полагал, что руны возникли на основе этрусского алфавита, но в отдельных случаях были переработаны под влиянием формально сходных дорунических понятийных знаков (Begriffszeichen) (см.: Krause – Jankuhn. Bd. I. S. 7).

При том что все упомянутые алфавиты восходят в конечном итоге к финикийскому письму, графическое сходство рун с отдельными буквами этих алфавитов вряд ли может быть доказательным. Значительно существеннее совпадение не только графики знаков, но и их фонетических значений. Наиболее последовательно соответствие графики и фонетического значения устанавливается для рун и латинского капитального письма: они полностью совпадают у 9 рун: b, f, h, i, k, l, r, t, u. Несколько отлична, но может быть возведена к латинским буквам с соответствующим фонетическим значением графика еще 5 рун: a, d, m, о, s. He имеют фонетического соответствия, хотя и идентичны по графике, руна w и латинская буква Р, е и М, g и X. Лишь пять знаков рунического алфавита (не считая рун, обозначающих отсутствующие в латинском языке фонемы, например, /þ/) – n, j, ė, ŋ, р, – не могут быть возведены к латинскому алфавиту. Если при этом учесть основную особенность графики рун – отсутствие округлых линий, то можно с достаточной уверенностью говорить о латинском письме как прототипе рунического письма (подробный критический обзор теорий происхождения рунического письма вместе с аргументами в пользу "латинской" теории см.: Odenstedt 1990. Р. 145-173).

Увеличивающееся число древнейших рунических надписей, относящихся к концу II – началу III в. н. э., на территории Шлезвига, Ютландского п-ова и островов Фюн, Зеландия, Лолланд (см. выше о находках в долине р. Иллеруп и в Вимозе) побудило датского рунолога Э. Мольтке выдвинуть гипотезу о происхождении рунического письма – на основе латинского алфавита – в северогерманско-датском регионе (Moltke 1976 a. S. 32-61; Moltke 1981). Он полагал, что купцы из этого ареала, не входившего в римский лимес, в наибольшей степени нуждались в удобном средстве коммуникации как во время торговых поездок, так и находясь дома.

В связи с гипотезой Э. Мольтке особое внимание в последнее время привлекает роль герулов в происхождении рунического письма. Восточногерманское племя герулов (эрулов – heruli, eruli) населяло о-в Зеландия и Ютландский п-ов до II в. н. э. Около 250 г. герулы были вытеснены на юг племенами данов; одна их часть ушла в низовья Рейна, другая – в Северное Причерноморье. И те и другие активно участвовали в набегах на римские владения и служили в римских вспомогательных войсках (Lippold; Hermodsson; Буданова 2000. С. 199). Главным основанием для "герульской" теории служит совпадение их племенного названия со словом erilaz, родственным др.-исл. jarl и др.-англ. eorl, оба – социальные термины, обозначающие лиц высокого социального статуса (Vries. S. 104; Taylor). Оно встречается не менее чем в 9 надписях. В древнейших из них (IV в.) оно образует устойчивую формулу: ek erilaz + имя собственное в притяжательной форме: "Я, эрил такого-то", за чем следует магическое заклинание (Antonsen 1975. № 15, 17, 39, 52). В более поздних – "ek erilaz сделал (написал, раскрасил) руны" (Antonsen 1975. № 48, 110, 112). После середины VI в. эти формулы, равно как и само слово erilaz, выходят из употребления. Предполагается, что erilaz старшерунических надписей является племенным названием, ставшим обозначением жрецов или группы людей, владеющих знанием письма и потому занимавших в обществе высокое социальное положение.

Содержание старшерунических надписей ограничено: значительное их число на предметах вооружения и украшениях содержит одно личное имя, вероятно, имя владельца предмета (как надпись на Мельдорфской фибуле) или человека, сделавшего надпись или предмет, а также, как предполагается, имя самого предмета (например, надписи на наконечниках копий – см.: A-I.1). Позднее появляются развернутые тексты, характеризующие изготовителя предмета, как, например, надпись на золотом роге из Gallehus, Дания, V в.: ek hlewagastiz . holtijaz . horna . tawido "Я, Хлевагастир из Хольта (Гольштейна, или: сын Хольта), сделал рог" (Krause – Jankuhn. № 43). Нередки надписи, состоящие из магических слов или формул alu, laukaR, {ag} – auja gebu "даю удачу". Интерпретация первых двух слов дискуссионна, хотя обычно первое слово связывается с глаголом *alan "расти", второе – со словом "лук (растение)" (см. критический обзор гипотез: Elmevik, а также Host Heyerdahl 1991; Host Heyerdahl 1992; Salveit). Более пространные заклинания далеко не всегда удается прочесть. К числу магических надписей относятся также изображения футарка, целиком или частично (на камне из Kylver, Готланд, вторая половина IV-V в.; на брактеатах из Vadstena, Эстеръётланд, Швеция, первая половина VI в., и Grumpan, Вестеръётланд, Швеция, первая половина VI в., и др.). В древнейший период встречаются, хотя и редко, надписи мемориального характера на каменных стелах (например, памятник из Möjbro, Упланд, Швеция, IV в., с изображением всадника и надписью: ana hahai slaginaz / frawaradaz "Сражен на коне Фраварадар": Krause – Jankuhn. № 99).

Поскольку подавляющее большинство древнейших рунических надписей содержит личное имя, как правило, двухосновное, которое может быть интерпретировано и как значащее слово, и как магическое слово или формула, многие исследователи полагали, что возникновение рунического письма тесно связано со жреческой деятельностью и что на раннем этапе ему была присуща исключительно магическая функция (Bæksted 1952; Olsen 1917). Ныне вопрос о функциях рунического письма древнейшего периода, было ли оно культовым, магическим или коммуникативным средством, обсуждается широко (обзор проблемы см.: Nedoma. S. 24-54; обзор историографии, а также исследование см.: Flowers). На первый план выдвинута коммуникативная функция рунического письма, поскольку и магическое заклинание может рассматриваться как своего рода сообщение. Вместе с тем категорически отвергается распространенное ранее и широко эксплуатируемое ныне в "эзотерической" литературе представление о магической сущности самих рун (знаков) (см.: Düwel 1992a; Düwel 1997a; Düwel 1997b; Anderson).

Младшеруническое и средневековое руническое письмо

Начиная с V в. старший рунический алфавит у различных германских племен подвергался видоизменениям, в результате чего возникли местные модификации алфавита: англо-саксонская (Page 1973), фризская (Frisian Runes) и др.

В северогерманском ареале на протяжении VII-VIII вв., так называемого переходного периода (Barnes 1998), происходят радикальные изменения в письме, отражающие фонетические процессы более раннего времени, в результате которых, собственно, и произошло обособление северогерманского (праскандинавского) языка. В них исчезают некоторые рунические знаки (ė, р), другие приобретают новое фонетическое значение: например, руна , jára, вместо /j/ стала обозначать /a/. К IX в. в Южной Скандинавии возникает упрощенный алфавит – 16-значный ряд. В нем не находят отражения некоторые фонетические оппозиции, существовавшие в старшем алфавите. Так, устраняется различие между глухими и звонкими согласными (руна передает звуки /k/ и /g/, руна – /b/ и /p/, руна – /þ/ и /đ/ и т. д.). Не нашли графического выражения новые гласные звуки, возникшие в результате перегласовок и преломлений. Они обозначаются рунами исходных гласных, отчего большинство рун, соответствующих гласным, фактически передает 4-6 фонем. Некоторые из сохраненных знаков старшего алфавита приобрели новое фонетическое значение (см. табл. 1) (Andersen; Barnes 1987; Liestøl 1981a; Liestøl 1981b).

Как и в старших надписях, продолжают широко использоваться лигатуры, причем к средневековому периоду они приобретают устойчивость и регулярно передают некоторые сочетания звуков, например, {ol}, {aR}, a{uæ} (Meijer 1984).

Уже в надписях старшими рунами отдельные слова или же группы слов иногда разделялись, но в целом для них было характерно слитное написание нескольких слов. Постепенно употребление разделительных знаков между словами становится все более последовательным, и в надписях XI-XII вв. оно стало повсеместным. Для разделения слов использовалось несколько знаков: крестики, точки и др. Однако нередко встречается и слитное написание слов, в некоторых же надписях оба принципа соседствуют. В ряде случаев наблюдается обратное явление – слово разделено на две или более части с помощью разделительных знаков, помещенных внутри него, например: miþ . ikuari . о . sirk . lat "с Ингваром в Серкланде", где композит Serkland разделен на составляющие его основы (Б-III.5.21). Если слово оканчивается на ту же руну, с которой начинается следующее за ним, то, как правило, оба слова пишутся слитно, а общая для них руна не повторяется: kuþ hialbi hon{ss}al{uu}{kk}uþs muþir "Бог и Божья матерь да помогут его душе" (Б-III.3.2).

Младшерунический ряд появляется практически одновременно в двух модификациях: с длинными, расположенными по обе стороны ствола ветвями, так называемые полноветвистые руны, и с короткими, по одну сторону ствола, ветвями – так называемые коротковетвистые руны. Древнейшие тексты, написанные полноветвистыми рунами, появляются в Ютландии и на датских островах. Известнейшим памятником с коротковетвистыми рунами является Рёкский камень (из Rök, Эстеръётланд, Швеция, первая половина IX в.). В силу топографии этих памятников полноветвистая и коротковетвистая модификации долгое время рассматривались как локальные варианты рунического письма. Первые считались и назывались "датскими" (также "обычными") рунами, вторые – "шведско-норвежскими". Однако первые широко применялись как в самой Дании, так и, несколько позднее, в Швеции (практически все рунические камни Средней Швеции выполнены полноветвистыми рунами) и Норвегии, а также на островах Готланд, Мэн, Борнхольм и, таким образом, они имели общескандинавское распространение.

Как выясняется ныне, многочисленные бытовые надписи, находимые в Бергене, Лёдёсе, Сигтуне, Хедебю, Рибе, Тронхейме и других средневековых городах всех Скандинавских стран (см. ниже) и датируемые XI-XIV вв., в отличие от мемориальных стел X-XI вв., выполнены только коротковетвистыми рунами. Можно поэтому предполагать, что в основе разделения полно- и коротковетвистого вариантов алфавита лежал отнюдь не региональный, а функциональный принцип. Полноветвистые руны использовались для монументального, "парадного" письма, тогда как коротковетвистые являлись своего рода курсивом и находили применение в первую очередь в бытовой практике (ср.: Svärdström 1972. S. 77-78; Barnes 1987).

Недостаточность 16 знаков для отражения на письме фонетического состава древнескандинавских языков (как правило, один знак обозначал от двух до четырех фонем – см. табл. 1) вызывала необходимость дальнейшей модификации алфавита и привела к возникновению так называемых пунктированных рун, т. е. к использованию диакритического значка – точки – при некоторых знаках (Lagman). В публикуемых шведских надписях они встречаются еще нерегулярно. Однако в надписях уже XII в. пунктированные руны образуют полный алфавит с добавлением нескольких знаков, основанных на соответствующих по звучанию латинских буквах (Svärdström 1972). Изменяется и порядок следования рун в алфавите, приближаясь к латинскому:

В этом варианте руническое средневековое письмо существует вплоть до XV в. (Runmärkt), а в некоторых шведских областях, в частности в Даларна, оно доживает до XVIII в., правда скорее уже как антикварная редкость. Тем не менее, знание рунического письма сохраняется в Скандинавии до Нового времени, когда начинаются его научные исследования.

Руническое письмо в культуре Скандинавии эпохи викингов и средневековья

В эпоху викингов и средневековье расширяются и радикально трансформируются функции рунического письма.

К X в. возникает и закрепляется обычай воздвигать в честь умершего памятные стелы, встречавшиеся до того лишь спорадически (см. выше о памятнике из Möjbro, Швеция). Раньше всего мемориальные надписи на камнях в память умерших появляются в датском культурном ареале (группа каменных стел переходного периода – первая половина VII в. – из Блекинге, Юго-Западная Швеция, из которых лишь один, в Istaby, связан с поминанием умершего). К первой половине IX в. относится мемориальный камень из Rök, Эстеръётланд, Швеция, на котором часть текста высечена коротковетвистыми, часть – старшими, часть – "тайными", ветвистыми рунами. Памятник установил в честь некоего Вемода его отец Варин, который включил в пространную эпитафию упоминания нескольких эпических сюжетов, связанных со сказаниями о хрейдготах и гуннах, о Теодорике Великом и др. (Gustavson 1991a). Наиболее ранние собственно Младшерунические памятники датируются началом X в. (стела, установленная в Хедебю Асфрид, дочерью Одинкара, в память о короле Сигтрюгге, который был ее сыном и Гнупы). К концу X в. число мемориальных стел резко возрастает, в первую очередь в Швеции, и XI в. становится временем расцвета традиции мемориальных камней: они воздвигаются во всех Скандинавских странах, но шире и плодотворнее всего эта традиция развивается в Центральной Швеции, в областях, прилегающих к озеру Меларен, где возникает особый, среднешведский стиль рунографии.

Рунические стелы (rúnsteinar) – отесанные, вертикально поставленные камни. Материалом для них служил по преимуществу местный камень: гранит, гранитогнейс, песчаник, известняк. Лишь в редких случаях материал привозили из других мест, например с о. Готланд на о. Эланд. Во многих областях преобладают памятники из гранита, что можно объяснить как большей прочностью именно этой породы, так и распространенностью выходов гранита на поверхность в Скандинавских странах. В некоторых случаях надпись наносилась непосредственно на скальный выход гранита, и в этом случае обрабатывалась лишь часть поверхности скалы (см.: Б-III.5.5, Б-III.7.5).

В большинстве случаев (по крайней мере, до XII в.) рунические камни не связаны с захоронениями. Стелы без памятных надписей (bautasteinar) первоначально воздвигались на могильных курганах, и, насколько можно судить по представлениям скандинавов XIII в., сопровождали обряд сожжения. "Первый век называют веком сожжения, тогда всех умерших сжигали и воздвигали по ним камни", – писал Снорри Стурлусон и далее подробно описывал обряд погребения (Hskr. В. 1. S. 20). Позднее, в XI в., bautasteinar воздвигали отдельно от погребений, иногда вместе с руническим камнем. Таких двойных памятников известно немало: например, Б-III.5.14, Vm. 9-10. Иногда вместо второго камня устанавливался деревянный столб (stafr): например, Up. 226, Up. 332, Söd. 196. Своеобразны стелы с острова Мэн, высеченные в форме креста (Kermode). Близкую аналогию этому виду стел представляют памятники в форме креста на острове Готланд (например, Gotl. 90).

Надписи на рунических камнях отличает высокая степень формульности. Большая часть мемориальных текстов состоит из одной или нескольких формул, и лишь немногие из них содержат различные нестереотипные добавления. Все надписи за редчайшим исключением открываются посвятительной формулой, в которой названы заказчики памятника и лицо (или лица), в честь которых он установлен. Включение других формул не было обязательным и отражало представления и вкусы заказчиков или мастеров-рунографов. Первая из них давала характеристику поминаемого на камне лица. Как правило, она была весьма лаконична и ограничивалась выражением drengr / þegn (harđa) gođr "(очень) хороший воин". Это определение было весьма распространенным, оно встречается на десятках шведских рунических памятников. Вслед за ней часто следовала инвокационная формула: обращение к Богу или к Богу и Богоматери с просьбой позаботиться о душе человека, в память о котором поставлен камень. Завершать надпись может "авторская" формула – развернутая подпись мастера, например: ubiR risti runaR "Эпир высек руны". Авторские формулы кратки, не сообщают никаких сведений о рунографе и свободны в выборе обозначения памятников (runaR, merki, kumbl и др.) и работы рунографа (rísta, markа, ríta). Таким образом, большинство надписей состоят из ряда не связанных между собой формул.

Посвятительная формула мемориальной надписи была выработана в X в. и использовалась во всех Скандинавских странах на протяжении X-XII вв.: "NN велел установить (воздвигнуть и т. п.) этот камень (памятник и пр.) по NN, своему отцу (сыну, брату и др.)...".

Формулу открывает имя заказчика (имена заказчиков) и сообщение об установке памятника. Обозначение стелы зависело как от ее типа, так и от диалектных особенностей языка надписи. Чаще всего и повсеместно использовалось слово steinn "камень" (среди публикуемых надписей встречается 88 раз) в сочетаниях höggva stein "высечь камень" (по преимуществу в Швеции), reisa stein "воздвигнуть камень" (наиболее употребительный глагол, сочетающийся с любыми обозначениями памятников; широкое значение глагола reisa позволяло использовать его и в тех случаях, когда реально камень не воздвигался; см.: Б-III.5.5), rétta stein "устанавливать камень" и – редко – setja stein "ставить, устанавливать камень" или steđja stein "укреплять, устанавливать камень". Иногда памятник обозначался как курган: hóll (hváll) "холм" (по преимуществу в эстеръётландских и готландских надписях в сочетании с глаголом gera "делать"; выражение gera hóll обычно означает, что в память о погибшем или на месте захоронения была не только установлена стела, но и насыпан курган) или kuml (kumbl) "небольшая могильная насыпь из земли или камней" (также с глаголами gera и, реже, reisa "воздвигать". Судя по текстам, kuml обозначает как саму насыпь, так и установленный на ней камень с мемориальным текстом). Речь могла также идти о нанесенной на памятник надписи, которая обозначалась как merki "знак, памятник" (обычное словосочетание gera merki, однако встречается и выражение reisa merki "вырезать знаки", а также mаrkа "отмечать, делать знаки": употребление этого глагола характерно для подписи мастера Асмунда) и run "руна" (только во множественном числе – runaR; встречается в шведских рунических надписях, реже в других областях Скандинавии в выражениях höggva rúnar "высечь руны", rista rúnar "вырезать руны", в текстах конца XI-XII в. – ríta rúnar "написать руны").

Вслед за именем погибшего (или погибших, поскольку нередки памятники, установленные в честь нескольких человек) следует определение его (их) родства с заказчиками памятника (Ekholm; Ruprecht. S. 41-47; Sawyer 1989a). В подавляющем большинстве случаев заказчиками были ближайшие кровные родственники умершего: родители (fađir "отец", реже mođir "мать"), сыновья (sonr), братья (bróđir) и редко дочери (dóttir). В нескольких случаях памятник заказывала жена в честь своего супруга (bóndi). Установка памятников в честь жены (kona) достаточно редка, также мало памятников, установленных в честь матери ее детьми. Видимо, в тех случаях, когда ближайшие родственники отсутствовали, памятники воздвигались другими родичами (frændi).

Своеобразную группу памятников образуют стелы, заказанные человеком в память о себе самом, как, например, камень из Стэкета (Б-III.7.20). Вероятно, так поступали те, кто собирался в дальнее и полное опасностей путешествие и не имел близких родственников, которые могли бы позаботиться о памятнике в случае его гибели.

Среди заказчиков-неродственников погибшего, группы очень немногочисленной, выделяются две категории. Во-первых, это дружинники (huskarl, первоначально "человек, живущий в доме, слуга, домашний слуга", позднее – "слуга, домочадец, дружинник". См.: Ruprecht. S. 67-69; Foote, Wilson. P. 100-105; CPH. С. 188). Во-вторых, это компаньоны (félagi "компаньон, сотоварищ"), участники одной военной или торговой поездки, права и обязанности которых по отношению друг к другу в какой-то степени приравнивались к родственным (Ebel 1977; Мельникова 1982). Наиболее часто памятники, установленные félagi, встречаются в Дании: три на Ютландском полуострове (один из них связан с плаванием на восток: Б-I.2), восемь в Сконе. Неудивительно, что и единственный рунический камень, происходящий с территории Восточной Европы, также поставлен компаньоном погибшего – на пути в Византию или из нее (A-III.2.1). Наконец, нередко в надписях упоминается, что камни воздвигнуты наследниками (arfar, ед. ч. arfi) погибшего (Б-III.4.4, где памятник воздвигнут "наследниками Сигтрюгга", которые не названы по именам; Б-I.5.28). Наследник, являясь одновременно и ближайшим родственником погибшего, естественно, входил в круг лиц, несущих обязанность и имеющих право заказать стелу. Мотивы использования слова arfi вместо обычного определения степени родства могут быть как субъективно-психологического, так и экономического – в целях подтверждения права наследования – характера.

Во многих надписях далее сообщались сведения о человеке, в память которого воздвигнут камень, и об обстоятельствах его смерти. Обычно эти дополнения были очень кратки: одно-два слова, но иногда они составляли и несколько предложений и более детально характеризовали погибшего. Памятники с руническими текстами устанавливались по преимуществу в честь представителей имущей части общества, социальных верхов. Заказчики и те, в честь кого высечены надписи, – это по преимуществу бонды (bóndi), свободные крестьяне, очевидно, зажиточные, и члены их семей (Гуревич 1967; Ковалевский. С. 82, 85-86 и др.; KHLM. В. 2. Sp. 97 ff.; Foote, Wilson. P. 80-87; CPH. С. 186-187), владельцы хуторов, названия которых временами упоминаются в надписях. Именно из их среды происходят многочисленные воины, павшие далеко от родины, участники викингских походов, обогащавшиеся за счет грабежа, дани и наемничества (Ruprecht).

Рунические надписи знают несколько категорий воинов. Наиболее распространенным обозначением их является слово drengr "молодой, неженатый человек; отважный, достойный человек; воин" (Cl.-Vigf. P. 105; Söderwall. В. 1. S. 202). По определению Снорри Стурлусона, "Drengir зовутся лишенные надела юноши, добывающие себе богатство или славу; fardrengir (от far "поездка". – Е. М.) – те, кто ездят из страны в страну. Konungsdrengir (королевские. – Е. М.) – это те, кто служит правителям. Drengir зовут и тех, кто служит могущественным людям либо бондам. Drengir зовутся люди отважные и пробивающие себе дорогу" (Младшая Эдда. С. 94). Большинство исследователей полагает, что для термина drengr характерно соединение значений "молодой человек" и "воин, дружинник" (Ruprecht. S. 62-65; Nielsen K. M. 1945. S. 121; Foote, Wilson. P. 105-108; Aakjær. P. 1-30; Randsborg 1980); более конкретные интерпретации термина сомнительны (ср. "юноша": перевод Э. Брате в издании сёдерманландских надписей – Söd. 55, 167, 177 и др.; воин, занимающий "определенное положение в дружине конунга или хёвдинга"; Л. Якобсен – DR. В. I. Sp. 643). Рунические надписи, где контекст отсутствует, в большинстве случаев не дают оснований для различения первого и второго значений, тем более что трудноотделимы и те исторические реалии, которые стоят за ними, поскольку потенциально любой юноша мог стать (и часто становился) дружинником в войске конунга или хёвдинга, участвовал в военных предприятиях. Основную массу воинов составляли именно молодые люди, по большей части неженатые и не имеющие еще своего хозяйства (Ruprecht. S. 41-47). Этот вывод подтверждается и на материале среднешведских надписей (Strid). Лишь в некоторых случаях второе значение выступает более отчетливо, и интерпретация слова drengr как "дружинник" не вызывает сомнений (DR. 345: ... if– –r . faþur . asulfs . triks . knus "по отцу Асульва, дружинника Кнута [Великого]", где содержится указание на войско Кнута, в котором находился Асульв. Ср. также Б-III.5.24). В рунических надписях слово drengr постоянно сочетается с определением gođr "добрый, отважный".

Другим распространенным термином является слово þegn "свободный человек, муж, воин". Учитывая, что в английских документах периода датского господства оно обозначало человека, владевшего в два раза большим наделом земли, чем drengr, возможно, что термин þegn относился к какому-то определенному слою свободных, возможно, людям, самостоятельно ведущим хозяйство, владеющим собственным наделом земли (Foote, Wilson. P. 107-108; Randsborg 1980). Л. Якобсен высказывает мнение, что þegn может обозначать более высокий слой дружинников (DR. В. I. Sp. 730; см. также: Strid). К. Нильсен, напротив, склоняется к толкованию "человек, рожденный с правом на одаль", т. е. þegn синонимично ođalsborinn (Nielsen K. M. 1945. S. 120). Очевидно, что вопрос о содержании термина þegn, как и drengr, остается еще открытым. Вероятно, слово þegn, как и другие социальные термины того времени, многозначно и одновременно употреблялось в терминологическом и нетерминологическом значениях, обозначая как человека вообще (может быть, с определенным указанием на его имущественный или социальный статус), так и дружинника определенного ранга, вероятно, более высокого, чем drengr.

Крайне редко в рунических надписях встречаются обозначения высших социальных статусов. Среди упомянутых в публикуемых текстах лиц нет ни одного, носившего бы титулы конунга или хёвдинга, и лишь несколько раз отмечается положение человека в войске: foringi "вождь, предводитель [войска]" (Б-III.5.23; см.: СРН. С. 196), vísi "вождь, капитан [корабля]" (в надписи Б-III.5.32), stýrimađr "рулевой, кормчий, капитан", иногда владелец корабля (Б-Приложение 1.16; см.: Cl.-Vigf. P. 602, а также Baetke. Bd. II. S. 615; Л. Якобсен связывает термин по преимуществу с военными морскими плаваниями, определяя его значение как "предводитель на военном корабле": DR. В. 1. Sp. 717). Однако нет уверенности, что эти слова обязательно фиксируют социальный статус человека, тем более что собрать отряд, зачастую небольшой, для набега на близлежащие земли мог не только конунг или хевдинг, но и любой свободный.

Еще менее терминологичны, хотя и показательны как общее указание на достаточно высокое положение в обществе такие описательные выражения, как besir mađr "лучший муж". В надписи Б-III.5.23 оно имеет бесспорную социальную нагрузку: "Братья были там из лучших мужей в земле и в воинском походе", один из них имел дружину, с которой совершал походы за море. Очевидно, что погибшие принадлежали к знати. Аналогичный смысл имеет выражение в нескольких других текстах, например, в этом тексте: han uas l[ą]ntmana baistr i tąnmarku auk furstr "он был лучшим и первейшим из мужей земли в Дании" (DR. 133), где одновременно употреблены характеризующие выражения fyrstr и bestr mađr. В том же значении оно встречается в "Саге об Эгиле" (bezt allra manna "лучший из всех людей", гл. 34), в "Саге о Ньяле" (manna bezt "лучший из людей", гл. 147) и др. Нередко оно сочетается со словом land – landmanna bestr "лучший из мужей земли (страны)". Это словосочетание свободно изменяется, включает дополнительные слова, допускает перестановки и т. д. Не являясь термином в полном смысле слова (ср. "лучшие мужи" в древнерусской письменности), выражение bestr mađr имеет социальный оттенок, обозначая представителей высшего слоя общества, знать, военную верхушку (см. подробнее: СРН. С. 187, 189). На руководящее положение в войске указывают также и глаголы, описывающие деятельность погибшего: bjóđa um "поручать, вверять" и færa "вести войско, руководить".

Таким образом, даже косвенные свидетельства о деятельности погибшего, а иногда и заказчика надписи [так, заказчик памятника Б-I.1 называет себя smiþr asuiþar "ремесленником (кузнецом) Асвида"] указывают на их достаточно высокое имущественное и социальное положение (Larsson 1991). Иногда встречается по несколько стел, установленных в честь различных членов одной и той же семьи: отца, сыновей, племянников, внуков. Классическим примером являются 16 памятников из Упланда в честь представителей семьи Ярлабанки (Up. 307, 309, 310 и др. См.: Gustavson, Selinge).

Завершаются многие надписи обращением к Богу или Богоматери с просьбой помочь душе умершего. Выбор тех или иных вариантов в рамках данной формулы во многом зависел от вкуса и привычек мастера, высекавшего текст (Plutzar. S. 12-15; Hyenstrand). А. Шёберг предположил, что распространенная формула "Бог и Божья матерь да помогут его душе" была заимствована в Византии или на Руси, где культ Богородицы, по его мнению, был значительно популярнее, нежели в Западной Европе (Sjöberg 1985a. S. 76). Однако Х. Вилльямс убедительно показал, что формула с обращением к Богоматери вполне может восходить к западноевропейским традициям (Williams 1996d).

Уже на ранних памятниках, выполненных младшим руническим алфавитом (например, на староладожском стержне: А-III.3.1), встречаются версифицированные строки, где в поэтической форме кратко повествуется о деяниях погибшего (Brate 1887-1891; Hübler; Marold 1998; Naumann 1994; Naumann 1998). Использование метрической формы, как правило, размеров fornyrđislag (эддический размер) и реже dróttkvætt, – аллитераций, кеннингов и метафор, придают надписям торжественный стиль. Некоторые мастера, например мастер Балли, особенно часто прибегают к стихотворным формам (возможно, собственного сочинения); другие, как мастер Эпир, предпочитают прозаический текст.

Скандинавские археологи связывали возникновение обычая воздвигать мемориальные стелы с культурным влиянием англосаксов в IX-X вв. в результате массовых викингских походов на Британские острова (Klindt-Jensen. P. 40, 43). Однако убедительных доказательств заимствования этой традиции нет. Напротив, как указывалось выше, отдельные памятники подобного рода встречаются на территории Скандинавских стран уже в IV в. (см. также камень из Tune, Упланд, Норвегия, V в.: ek wiwaz after . woduri / de witadahalaiban "Я, Вивар, сделал надпись в память о Водуриде, господине...": Krause – Jankuhn. № 105). Кроме того, рунические надписи в Англии наносили в основном на предметы, каменные стелы появляются здесь значительно позже и имеют форму креста. Поэтому, видимо, традиция воздвижения рунических камней является собственно скандинавской.

Причины распространения этой традиции в конце эпохи викингов исследователи справедливо искали в культурных и социально-политических сдвигах, которые происходили в Скандинавии в это время. С одной стороны, ее связывали с походами викингов, в которых погибало значительно количество скандинавов (Jansson 1987. S. 42; Moltke 1976а. S. 147). Однако, как показала Б. Сойер, в память об участниках заморских походов установлено лишь 10% рунических стел (Sawyer 1989a), что, безусловно, свидетельствует против этого предположения. Надо добавить также, что викингские походы начались за два столетия до широкомасштабного воздвижения рунических камней и потребность в увековечении памяти погибших должна была бы возникнуть значительно раньше. С другой стороны, подчеркивалась возможная роль столкновения язычества и христианства в Скандинавии конца X-XI в., при котором возникновение традиции установки рунических камней могло отражать языческую реакцию на новую религию (Friesen 1933b. S. 169). Действительно, надписи и орнаментика на рунических камнях указывают на важное значение религиозных представлений, языческих или христианских, для заказчиков памятников, на что указывает помещение на них крестов или языческих символов и изображений, инвокаций к Богу и Божьей матери (и иных христианских формул) или к Тору. Соотношение языческих и христианских элементов варьирует в различных регионах Скандинавии в разное время, но не они определяют содержание текстов, поскольку не включены в обязательную часть надписей (посвятительную формулу), т. е. являются факультативными.

Анализируя посвятительную формулу надписей, Б. Сойер обратила внимание на то, что ее основную и неизменную часть составляют имена заказчиков и характеристика их отношения к умершему (последний элемент включен в 90% надписей; см.: Sawyer 1989a. S. 190-195). Она предположила – и ее предположение получило поддержку многих исследователей, – что именно письменная фиксация отношений между заказчиком камня и умершим является главной целью воздвижения камней (Sawyer 1989b; Sawyer 1998; Wilkeshuis). Необходимость в своего рода юридическом подтверждении этих отношений для наследования имущества или социального статуса умершего стало необходимым в конце эпохи викингов в связи с переходом скандинавских обществ к государственности. Показательны различия в количестве и составе заказчиков рунических камней в Дании и Средней Швеции: в Дании значительно больше камней установлено одним человеком (78%), как правило, мужчиной; в Средней Швеции больше камней, установленных группой родственников (64,5% в Упланде, 56,5% в Сёдерманланде), среди них много камней, воздвижении которых участвовали женщины. Эти различия, по мнению Б. Сойер, отражают неравномерность процессов государствообразования в различных регионах Скандинавии. На значительном количестве стел указываются также владения умершего (название хутора) и отмечается, что заказчики являются его наследниками. Таким образом, тексты на стелах содержали ценную информацию социально-правового характера: заказчики памятников, определяя в них свое родство с умершим, закрепляли свой социальный и имущественный статус в качестве его наследников.

Вместе с тем установка памятников преследовала и меморативные цели: они должны были увековечить память о членах рода и тем самым прославить весь род. Именно поэтому в эпитафии включаются прославляющие погибшего сведения о его деятельности: участии в походе, положении в обществе, владениях и т. п.

Цели воздвижения рунических памятников обусловливали выбор места для установки стел. Чаще всего они воздвигались в местах, где памятник могло увидеть, а надпись прочитать возможно большее число людей (Ekholm): у дорог, около мостов, на местах местных тингов, в XII в. – на прицерковных кладбищах (Wilson L. 1992; Wilson L. 1994). В ряде случаев поминальные стелы отмечали строительство мостов, у которых они и ставились (Sawyer 1992). Многие стелы до сих пор находятся на своих первоначальных местах. В XVI-XIX вв. стали нередки случаи использования рунических памятников в качестве строительного материала, особенно при возведении церквей. Поэтому ежегодно при реставрационных работах обнаруживаются неизвестные прежде памятники.

Мемориальные памятники были наиболее яркой, "парадной" формой проявления рунической письменности. Однако уже в XI в. руническое письмо начинает широко использоваться и в других сферах культуры. Широкомасштабные археологические раскопки средневековых городов во всех Скандинавских странах привели к открытию сотен надписей на бытовых предметах, но в первую очередь на деревянных дощечках и стержнях и на костях животных. Дерево и кость оказались самым распространенным материалом для бытового письма.

Впервые серьёзное внимание к бытовым надписям (известные ранее, они считались случайными) было привлечено в результате раскопок средневековой гавани г. Берген (Норвегия), Брюгген, последовавшими за опустошительным пожаром в 1955 г. В слоях XIII-XIV вв. было обнаружено около 1100 деревянных стержней и дощечек с различными по содержанию надписями (первые публикации и исследование бергенских надписей осуществлялись норвежским рунологом Аслаком Листёлем: Liestøl 1963; Liestøl 1968; Liestøl 1971; Liestøl 1974. См. также: Гуревич 1965. Издание: NIyR. В. VI). Наибольшую группу составляют дощечки с дырками или заостренным в виде стрелки одним концом, на которых написаны личные имена или фраза "NN владеет мной" (NIyR. В. VI. Н. 2). Были здесь деловые письма, подобные следующим: "Торкель монетный мастер, посылает тебе перец" (Liestøl 1963. S. 10); "Хавгриму, своему товарищу (félagi), посылает Торир Добрый привет Божий и свой, истинное товарищество (félagskap) и дружбу. Мне сильно недостает товарища (félagi). He радует меня ни эль, ни рыба. Хочу я, чтобы ты знал [это] и не требовал. Ожидавшийся бонд приехал к нам на юг, чтобы посмотреть, как у нас дела. А ты не требуй больше ничего и не давай знать Торстейну Длинному. Пришли мне какие-нибудь перчатки. Если Сигрид нуждается в чем-либо, то предложи ей" (Liestøl 1963. S. 14-15; NIyR. 648). Бергенцы обменивались любовными посланиями: "Моя любимая, поцелуй меня", на другой стороне этого стержня вырезан футарк, – возможно, для большей действенности просьбы (Liestøl 1963. S. 15). Более чем на 50 стержнях написаны алфавиты и силлабарии – магические формулы или упражнения в письме (Seim; Fjellhammer Seim). Наряду с футарками в надписях присутствуют магические формулы, например, формулы с -istil(l): tistil(l), pistil(l), ristil(l), gistil(l) и т. д. Представлены латиноязычные молитвы или, чаще, их начальные слова: "Pater noster" и "Ave Maria". Наконец несколько надписей представляют собой поэтические строки или строфы. Среди них встречается любовное стихотворение: "Люби меня / я люблю тебя / Гуннхильд / Поцелуй меня / я знаю тебя" (Liestøl 1963. S. 22).

Вслед за бергенскими находками аналогичные материалы – хотя и в несравненно меньшем количестве – принесли раскопки 1970-х годов в шведском средневековом городе Лёдёсе (Вестеръётланд). На 42 предметах – инструментах, свинцовых пластинках, деревянных стержнях и дощечках – имелись надписи. Стратиграфически находки датировались XII-XIV вв. (Svärdström 1982). Среди них, как и в Бергене, были любовные послания ("Думай обо мне, я думаю о тебе. Люби меня, я люблю тебя", начало XII в. Vg. 279), молитвы, имена владельцев предметов, рунический календарь. Подобные же находки в 1970-1990-х годах были сделаны в Дании (Хедебю-Шлезвиге, Рибе), Норвегии (Тронхейме), Швеции (Лунде, Сигтуне).

Все они неоспоримо свидетельствовали, что руническое письмо в средние века было распространено значительно шире, чем предполагалось ранее. Первым поставил вопрос о грамотности в эпоху викингов норвежский рунолог А. Листёль (Liestøl 1971). На основании бергенских материалов он пришел к выводу, что руническое письмо было общедоступным, что в конце эпохи викингов им владела значительная часть населения Скандинавских стран и что оно широко использовалось в бытовых целях. Последующие находки подтвердили его заключение. Ныне известно около 1500 средневековых надписей из Норвегии, 800 – из Швеции (включая датские в то время области Сконе, Халланд и Блекинге), около 60 – из Дании, около 40 – из Шлезвига, Ольденбурга и Любека (на территории современной Германии) (Hagland 1998. Р. 620).

Э. Свэрдстрём указывала, что в бытовом письме выработались особые графические формы, облегчавшие применение рунического письма, и потому владение им было общедоступно (Svärdström 1972). Поэтому применение рунической письменности в средневековье было повсеместным и многофункциональным, охватывая практически все сферы жизни (Meijer 1997). Оно не прижилось лишь в одной области: в рукописании на пергамене оно было вытеснено латинским алфавитом. Предпринятые в XII-ХIII вв. попытки использовать рунический алфавит в качестве письма в пергаменных рукописях распространения не получили (Elliott. P. 62-63).

Проникновение и распространение в Скандинавских странах латинского языка и письменности после официального принятия в них христианства было в первую очередь связано с церковным богослужением. Постепенно латинский язык становится главенствующим в клерикальной среде. Однако даже в XII-ХIII вв. древнескандинавские языки (особенно древнеисландский) не вытесняются им, а сосуществуют, используясь в различных сферах общественной жизни. Латинский алфавит приспосабливается к передаче фонетической системы скандинавских языков, в него вводится несколько заимствованных в рунике новых букв для обозначения звуков, отсутствующих в латинском языке. По крайней мере, с начала XII в. латинский алфавит начинает все шире использоваться для записи текстов на древнескандинавских языках.

Руническое письмо при этом не уступает место латинскому алфавиту и продолжает широко использоваться в бытовой сфере. Сосуществование обеих систем письма привело к различным формам их взаимодействия, наиболее очевидной из которых является появление латиноязычных надписей, выполненных руническим алфавитом. До 1980-х годов, хотя такие тексты и были известны, им почти не уделялось внимания. Лишь в последние два десятилетия начался сбор и исследование подобных надписей в Скандинавских странах (Ertl). По предварительным данным в Швеции (в том числе и на Готланде) известно около 90 рунических латиноязычных надписей (Gustavson 1982; Gustavson 1984; Gustavson 1994; Gustavson 1995) (2). Аналогичные находки сделаны в Тронхейме (Норвегия, см.: Hagland 1994; Fjellhammer Seim; Knirk 1998a), в Шлезвиге (Düwel 1989) и других местах. Было выявлено также взаимодействие рунической и латинской эпиграфики уже в эпоху Меровингов (Düwel 1994).

Подавляющее большинство латиноязычных текстов, выполненных руникой, представляет собой молитвы: "Pater noster" и "Ave Maria", как, например, на деревянной рукоятке из Шлезвига (Düwel 1989), как правило, в виде их первых слов; молитвенные обращения к Иисусу Христу, деве Марии, святым или упоминания святых с целью привлечь их помощь. Неоднократно рунами высекались латиноязычные надгробные эпитафии (anima : famuli : tui : benedikti : tekum : sine fine : rekueskat : in : pace : amen "Да покоится в мире у Тебя в вечности душа слуги Твоего Бенедикта": DR. 340). Были известны традиционные формулы, например, Christus regnat, Christus vincit, Christus imperavit (Gustavson 1984). По меньшей мере, 3 раза встретился палиндром sator arepo, tenet opera rotas (Gustavson 1982). Среди латиноязычных надписей встречаются также имена (например, æpisko + pus . gisiko), владельческие надписи, аналогичные традиционному тексту на древнескандинавских языках ...á mik "...владеет мной": {ol}{au}us mæ pos[sidet] "Олав владеет мной" (Лунд, XIV в.: Gustavson // Runfynd 1980. S. 194-195); iohanes : ...ena "Иоанн канонник владеет" (надгробие, Borgs kyrkoruin, Эланд: Gustavson // Runfynd 1971. S. 266-267). Наконец, велико число надписей самого различного содержания: на надгробии XII в.: [ie]sus nazareius "Иисус Назареянин" (Sm. 116; известно еще несколько аналогичных надписей: Gotl. 31a, Gotl. 104); на надгробии около 1200 г.: ...konuaersus : s-... "обращенный [в веру]" (Vg. 111); на металлической пластинке: un marka "одна марка" (Vg. 234); на колоколе середины XIV в.: : petrus : kuratus : "Петр пастырь" (Vermland, 5). Иногда в надгробных надписях используется традиционная формула мемориальных текстов XI в. Возможно и сочетание в одном тексте древнескандинавского и латинского языков : iakoub ar : ... kiara : s tain : -biþin : bynir : iþrar : fyrir : sealu ... þ uiar : k... : ...f i : kaira : s-asl- : ...n… … fb ... tecum : bibidikta : in mu[lieribus] sk risti mik – "Якоб [велел] сделать камень. Bedjen edraboner за душу Рудвиса (?) ...благословен да будешь ты в женах... высек меня" (курсивом выделена латиноязычная часть надписи: Gotl. 13).

Таким образом, на протяжении XII-XIV вв. в надгробных эпитафиях и в бытовых текстах широко представлено использование руники для записи латиноязычных текстов. Это взаимопереплетение двух различных языков и систем письма весьма показательно для обстановки сосуществования и взаимодействия в Скандинавии двух культур без ярко выраженного антагонизма между ними.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Приведены древнеисландские (для младшего ряда) и древнеисландские и германские (по кн.: Düwel 1983. S. 7) названия рун.

ОГЛАВЛЕНИЕ