М. Берман

ПОЛИТИЧЕСКИЕ САГИ
(выдержки)

Вступление

"Сага о йомсвикингах", "Сага об оркнейцах" и "Сага о фарерцах" датируются началом XIII в., все они – исторические работы, посвященные небольшим поселениям в сфере влияния Норвегии: Йомсборг, Оркнейские и Фарерские острова (1). В каждой саге власть норвежских конунгов значит для молодых колоний слишком много, и они теряют свою независимость. Несмотря на похожий предмет темы и датировку, эти саги никогда не рассматривались в группе, никогда не делался анализ повествовательных черт и их соотношения с родовыми сагами, которые возникли немного погодя. Ученые вместо этого классифицировали их вместе с королевскими сагами, которым они служили важнейшими источниками, хотя сами они и не являлись историями о норвежских конунгах (2). По непонятным причинам к ним приклеился ярлык, и все три саги обсуждались только в качестве источников (3). Я же хочу выделить их в одну группу и предложить термин "политические саги", потому что в них рассказывается о борьбе за независимость, борьбе за верховенство, иначе говоря, за политическое превосходство. Не стану утверждать, что "политическая сага" была формой, признанной исландцами, но этот термин, выделяющий жанр, необходим нам сегодня. Термин поможет спасти эти саги от пренебрежения и позволит нам оценить их значение в истории исландской литературы, особенно в развитии родовых саг.

С некоторой долей условности королевские саги тоже, конечно, политические по своей сути, ведь они отражают изменении политической власти в Норвегии. Некоторые, например, "Круг Земной", особенно ярко анализируют норвежский монархов и их борьбу за власть внутри страны. Но это сходство поверхностное, и политические саги отличаются от королевских по трем аспектам: месту событий, личностям и то, как это преподносится. В политических сагах рассказывается не только о событиях в Норвегии, но об удаленных поселениях, их география намного шире, нежели в королевских сагах. Важно, что в политических сагах рассказывается не только о конунгах, но об амбициозных людях, особенно о викингах (4). Их конфликт с центральной властью – один из главных вопросов политических саг, в которых делается упор на борьбе за власть и постепенное продвижение от независимости к подчинению.

Анализ отношений колонией – метрополия и вассал – правитель рассматривается в самом широком смысле. По мере рассказа, место действия часто меняется, и события приобретают черты международного значения: Норвегия не единственная страна, вовлеченная в повествования. "Сага о йомсвикингах" показывает отношения Йомсборга с Данией, Норвегией, Германией и народами Прибалтики. Оркнейские ярлы путешествуют практически по всему северному миру – от британских островов до Норвегии. В "Саге о фарерцах" также речь идет практически обо всем Севере. История одной нации проистекает на фоне истории соседних земель. И возможно, потому что речь не идет только о Норвегии, авторы политических саг не всегда смотрят на события с точки зрения конунгов. Более того, иногда они высказывают точку зрения жителей колонии или придерживаются нейтральной позиции.

Отличительная особенность политических саг – наличие в рассказе независимого землевладельца, человека, который пытается быть независимым перед лицом конунгов или ярлов. Эти сильные личности бросают вызов наследственной власти, создавая фундамент конфликта в саге. Причем угроза может быть явственной и туманной, реальной или надуманной. Аки и Пална-Токи в "Саге о йомсвикингах" – лояльные датским конунгам вассалы, однако те нападают на них, подозревая в ненадежности. Но уже следующее поколение йомсвикингов в лице Сигвальди представляют реальную грозу конунгу. Свейн Аслейфарсон в "Саге об оркнейцах", считающий себя могущественным человеком наравне с правящими ярлами, отказывается служить вассалом и подчиняться их порядкам. Транд с Фарерских островов не столько открыто не повинуется норвежскому конунгу, сколько старается избегать подчинения. Автору рисуют конунгов холодными, далекими от мира политических саг фигурами, и их противники, подчас более коварные и жестокие, более близки читателю.

Во многом авторы саг, рассуждая о природе политической власти, исходят из отношений между титулованными правителями и их могущественными вассалами, чей вызов отражает ограниченность верховной власти. Результаты подобных конфликтов между благородными и простолюдинами предполагают два аспекта политической власти в целом. Во-первых, подразумевается, что персональные особенности успешного правителя одни и те же. Саги рассказывают о том, как конунги и простые люди добивались власти, как независимость либо сохранялась, либо была утеряна. Конечно, ответы на эти вопросы в каждой саге варьируются, и по каждой из них будут рассматриваться детально. Но если говорить коротко, то "Сага о йомсвикингах" рисует конунгов продажными, порочными и несправедливыми. "Сага об оркнейцах" одобряет верховную власть, а автор "Саги о фарерцах" занимает самую взвешенную позицию и находит добродетели и в местечковой независимости, и в королевской стабильности. Несмотря на эти три разных взгляда, условия конфликта в политических сагах всегда одни и те же: местный правитель противостоит верховной власти, а независимая колония неумолимо движется в сторону подчинения.

"Сага об оркнейцах"

"Сага об оркнейцах" не разделяет точку зрения "Саги о йомсвикингах" на викингов как обаятельных и независимых головорезов. Обе работы, хотя и написанные примерно в одно и то же время, сильно различаются во всем, за исключением одного: и та и другая включают в себя основные черты "политической саги", включая противостояние "центральная власть – местная власть". Но ответ на этот вопрос у авторов этих саг диаметрально противоположен.

Попытка дать оценку "Саги об оркнейцах" и ее места в истории сталкивается с текстуальными проблемами. Хотя письменная версия (О1) возможно существовала уже в 1200-1220 гг., от нее не осталось и следа, и сохранившиеся фрагменты относятся ко второй, тоже утерянной, версии (О2), написанной в середине XIII в. и испытавшей на себе влияние королевских саг, включая "Круг Земной" (5). Поэтому в то время как "Круг Земной" упоминает "Сагу об оркнейцах", единственная полная версия саги сама ссылается на "Круг". Воссоздать первоначальный вид саги – задача практически невозможная, даже самые ранние ее фрагменты датируются не ранее 1300 г. Полную версию содержит только "Книга с Плоского Острова" (да и в ней есть лакуна), и все издания волей-неволей базируются на ней (6). Однако, оригинальная версия саги (О1) была гораздо короче, чем та, которая сохранилась в "Книге с Плоского Острова", в ней отсутствовали вступительная мифологическая часть, книга чудес Св. Магнуса и заключительная часть, повествующая о ярле Харальде Маддадарсоне и его сыновьях (период с 1190 по 1214 гг.). Эти части было, возможно, добавлены в разное время в течение XIII в. (7). Вероятно, 1192 г. – самая ранняя дата появления основы саги, поскольку в ней упоминается канонизация Рёгнвальда Кали, которая произошла в то время.

После опубликования исследования Эйнара Олавюра Свейнссона Sagnaritun Oddaverja, многие ученые согласились с ним, что "Сага об оркнейцах", без сомнения, была написана в Одди, потому что между Оддаверьяр и Оркнейскими островами тесные родственные связи (8). Херманн Палссон предположил, что автором саги был дьякон Снорри Гримссон – он жил в Одди после 1192 г. Его описывали как мудрого человека, и он был в родственных связях с женщиной, которая происходила из семьи с Оркнейских островов. Он мог поддерживать переписку между семьей Сэмунда и Харальдом Маддадарсоном и мог знать Снорри Стурлусона (9). Финнбоги Гудмундсон, однако, считает, что автором саги мог быть священник Ингимунд (который был также в родственных отношениях с оркнейскими ярлами), ученый человек и известный путешественник (10). Между тем, Э. Б. Тэйлор указал, что Ингимунд умер в 1189 г ., что делает его авторство проблематичным. Тэйлор заключает, что, по сути, любой из ученых людей Одди мог написать сагу (11).

Образ автора саги складывается следующим. Это образованный, много где путешествовавший человек, связанный родственными отношениями с людьми, о которых писал, и работавший над текстом примерно в то же время, когда другие исландцы складывали саги о колониях в Йомсборге и на Фарерских островах. По своей структуре "Сага об оркнейцах" напоминает строение других политических саг. Широка география саги – от Норвегии до британских островов и иногда намного дальше (вспомним экспедицию Рёгнвальда Кали в Иерусалим, описанную в главах 88-90). Даже когда речь идет о событиях на Оркнейских островах (особенно заметно это в последних главах саги), автор не забывает рассказать о делах в Норвегии (главы 85, 91). Большая часть саги, около ее половины, концентрирует свое внимание на могущественном и сильном человеке, который регулярно противостоит оркнейским ярлам. Точно так же, как "Сага о йомсвикингах" близка к легендарной истории, "Сага об оркнейцах" похожа на хронику: ярл или группа ярлов, битвы и предательства монотонно сменяют друг друга. Они мало чем отличаются, и из более чем 20 ярлов, возможно, только 5 представлены как личности.

Однако в отличие от "Саги о йомсвикингах", автор которой не испытывает иллюзий в отношении "людей во власти", в "Саге об оркнейцах" ценится в первую очередь стабильность и порядок в противовес независимости и индивидуальности. Не исключено, что оригинальный текст (О1) имел другой уклон, но это маловероятно. В целом текст достаточно консервативен и избегает прямой критики Норвегии. По всей саге разбросаны примеры того, как добывалась и сохранялась власть, хотя никакой объединяющей идеи не дается. Слабы и несправедливые правители становятся только хуже: народ выгоняет Халлада, потому что он не смог защитить их от викингов (гл. 5) многие бежали с островов во время правления Эйнара, потому что он был слишком жесток (гл. 13). Поддержка местных жителей, впрочем так же, как и поддержка норвежского конунга, – важный компонент в захвате власти: Рёгнвальд манипулирует общественным мнением, чтобы захватить земли Паля (гл. 67). Позже его усилия по поддержанию мира, провоцированию размолвок и попытки вершить правосудие помогают ему контролировать земли (12).

Сага не совсем структурно уравновешена, в нем представлены два вида борьбы за власть: между ярлами и конунгами, и между ярлами и бондами. Первая половина саги рассказывает о девяти поколениях ярлов, автор использует сопоставление ярлов и конунгов, чтобы датировать и организовывать историю в своем повествовании. Первые ярлы ассоциируются с Харальдом Прекрасноволосым. Следующая большая группа, Торфинн Торф-Эйнарссон и его сыновья фактически не зависят от Норвегии, но уже Сигурд Хлодвиссон – вассал Олава Трюггвасона. Святой Олав доминирует над следующими поколениями, как это делают и его последователи – Магнус Добрый и Магнус Голоногий.

Изложенные в тексте события заставляют предполагать, что Оркнейские острова подпали под влияние Норвегии частично, потому что конунги просто объявили острова под власть короны, а соперничающие ярлы приезжали в метрополию, чтобы получить поддержку, когда сталкивались друг с другом. Святой Олав заставил соперничавших братьев, Бруси и Эйнара, поклясться ему в верности. Каждый из них надеялся на помощь Олава, который в результате получил двух вассалов и некоторый контроль над Оркнеями. Рёгнвальд сын Бруси, несмотря на поддержку Магнуса Доброго, уступил в битве Торфинну, но Магнус все же установил контроль над островами, и Торфинн ничего не смог поделать (главы 25-30). Когда острова оказались ослаблены после смерти Торфинна, Магнус Голоногий послал своего маленького сына правителем Оркней (гл. 39). На протяжении всего рассказа об истории Оркнейских островов конунги всегда добивались своей цели, покуда то один, то другой ярл с их помощью добивался превосходства: всегда Оркнеях был вассал, обеспечивавший сбор пошлин. Даже хотя в саге редко критикуется гегемония Норвегии, среди строк читается, что норвежские конунги никогда не служили интересам Оркнейских островов. Оркнеи процветали, когда не было внутренних междоусобиц – во времена Льота (гл. 9), во время мира между Торфинном и Рёгнвальдом (гл. 22), когда Святой Магнус и Хакон делили власть (гл. 44). В эти периоды затишья не было никакой нужды просить помощи у норвежских конунгов.

Норвежское влияние отступает на задний план во второй части саги, когда появляется богатый и могущественный Свейн Аслейфарсон. Оригинальный текст "Саги об оркнейцах", возможно, оканчивался датой смерти Свейна (гл. 108 (13)). В первой части саги враждующие ярлы были игрушкой в руках конунгов, во второй – в руках бондов. Поэтому конфликт "политической саги" – это конфликт между крупным землевладельцем и ярлами, которые представляют власть народа.

Свейн начал карьеру как убийца, грабитель и викинг (гл. 66). По достижении зрелости он был уже богатым, могущественным и всеми узнаваемым человеком, практически наравне с ярлами. У него было много больше власти, чем у кого бы то ни было. Он захватил Паля, соправителя Оркней, и привез его в Шотландию, где, как рассказывает автор, Свейн лишил его зрения (гл. 75). Даже после возвращения Паля, Свейн влиятелен не меньше, чем все три ярла – Паль, Рёгнвальд Кали и Харальд Маддадарсон. В конце концов, Рёгнвальд Кали умудрился изгнать Свейна в Шотландию, однако в этом рассказе о борьбе четырех личностей за власть, Свейн – своего рода катализатор этой борьбы и, бесспорно, доминирующая фигура в повествовании.

Свейн снова появляется на сцене, нападая на земли ярлов и ставя под сомнение их власть. Они заключают с ним мира и тем самым признают его равным себе де-факто, хотя и не де-юре. Многие люди, отмечает автор саги, были против этого мира, потому что считали, что Свейну нельзя доверять. И он действительно нарушал договоренности снова и снова (главы 91-108). Когда он, в конечном счете, умер в Дублине, его признавали самым могущественным "человеком без титула", хотя в его образе были преимущественно негативные черты.

Другими словами Свейн Аслейфарсон представляет собой не борьбу за независимость против угнетения, а хаос перед лицом порядка. Его походы и вызывающее поведение демонстрируют ограниченность власти конунгов и ярлов, которые не в состоянии защитить свои границы. Конфликт между ним и титулованными правителями показывает слабость структуры власти на Оркнейских островах, где соперничающие друг с другом ярлы обескровливали друг друга. Один упорный противник, такой как Свейн, мог разрушить порядок на территории всего ярлства. В отличие от "Саги о йомсвикингах" в "Саге об оркнейцах" не прославляются персонажи повествования. Автор рисует картину "политической саги", в которой независимый человек противостоит центральной власти, чтобы показать опасность беспорядка и необходимость подчинения.

Заключение

Как я уже писала, три черты отличают раннюю политическую сагу XIII в.: широкая география, могущественный оппонент конунгу или ярлу и размышления о верховной власти метрополии. Центральной фигурой в этом поджанре выступает бунтующий локальный лидер. Рассматривая его в контексте международной политики, сага подчеркивает историческое значение его борьбы с властью. Более того, конфликт между мятежным вассалом и его покровителем отражает и другой, более серьезный конфликт, – между колонией и метрополией. Поэтому в политической саге рассматривается власть на двух уровнях: местном и глобальном. Стриктура политической саги достаточно свободная, позволяет автору выражать разные точки зрения, однако во всех случаях вассал находится в оппозиции к центральной власти. Другими словами, политическая сага, фокусируя свое внимание на символичном и драматичном конфликте, представляет технику осмысления исторических событий.

Легко проследить, почему исландцы интересовались колониями и почему рассказы о них сфокусированы главным образом вокруг политики, борьбы за независимость и людей "во власти". Исландия XIII в. сама была независимой колонией с целым рядом внутренних проблем, которые угрожали поставить страну в зависимость от Норвегии. Истории других норвежских поселений представляли непосредственный интерес для исландцев. Литературный пересказ политических саг органично вливался в некоторые родовые саги, где новые формы правления, политических конфликтов и могущественных хёвдингов тоже имели большое значение.

Связь между политическими сагами и одной отдельно взятой родовой саги – "Саги об Эгиле" – мне кажется особенно яркой. Основные черты этой саги – антипатичное отношение к Норвегии, широкий географический размах и анализ правителей и вассалов как личностей. Налицо сходство с политической сагой. Можно сомневаться, привнес ли автор "Саги об Эгиле" эти черты из рассматриваемых нами трех саг, но он использовал такой же способ выражения идеи, чтобы помочь читателю понять ту роль Эгиля и его семьи, которую они играли в Норвегии и Исландии (14).

Похожи в этих четырех сагах и конфликты, и персонажи. Основной замысел "Саги о йомсвикингах" – новый род монархов устанавливает свою власть; местные жители сопротивляются им; некоторые основывают новую колонию – подходит и к началу "Саги об Эгиле", вспомним Харальда Прекрасноволосого. Обе саги рассказывают историю о богатом вассале, которого убитого, потому что он представляет угрозу конунгу. Дальше идет подбор характеристик. Свейн Аслейфарсон в "Саге об оркнейцах" описывается как злой, безжалостный и неистовый даже в юности, но потом гордый, бесстрашный и упрямый в зрелые годы. Эти черты подходят и к Эгилю, который бросает вызов авторитету Эйрика и Хакона. Наконец, я писала, что "Сага о фарерцах" отличается своими символическими персонажами, отражающими иную точку зрения в ироническом контрасте между индивидуальной судьбой и развитием истории. Этот взгляд на историю в более утонченной форме выражен и в "Саге об Эгиле": темные и светлые стороны семьи отражают ее веру и убеждения. Те, кто поддерживает конунга, быстро кончают, независимые и отказывающиеся сотрудничать наоборот живут долго. Однако, история, в конечном счете, прославляет конунгов и их сторонников, а не мятежников.

Если не вводить термин "политическая сага" трудно увидеть структурные и тематические параллели между "Сагой об Эгиле" и тремя более ранними историческими сагами. В моем понимании этот термин обозначает определенный (хотя, возможно, и бессознательный) жанр в исландской исторической традиции: попытку понять принцип власти через отношения между колонией и метрополией, и правителем и мятежником. Выделение общей картины в "Саге о йомсвикингах", "Саге об оркнейцах" и "Саге о фарерцах" предполагает желание средневековых исландцев окинуть взглядом как прошлое, так и современное им настоящее.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Finnur Jόnsson, Den oldnorske og oldislanske litteraturs historie, 2nd ed. Copenhagen: Gad, 1923), II, 643-659, (hereafter Litt. hist.); Jakob Benediktsson, "Jόmsvikinga saga", in Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder (Copenhagen: Rosenkilde & Bagger, 1962), VII, 607-608; Finnbogi Guðmundsson, ed., Orkneyinga saga, Íslenzk fornrit, 34 (Reykjavík: Hið Íslenzka Fornritafélag, 1965), pp. v-ix; Ólafur Halldόrsson, "Færeyinga saga", in Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder (Copenhagen: Rosenkilde & Bagger, 1960), V, 77-78.

2. See, for example, Kurt Schier, Sagaliteratur (Stuttgart: Matzler, 1970), pp. 9-11; Jan de Vries, Altnordische Literaturgeschichte (Berlin: de Gruyter, 1967), II, 258-268.

3. Typical discussions of Jόmsvíkinga saga, Orkneyinga saga, and Færeyinga saga as sources may be found in: E. O. G. Turville-Petre, Origins of Icelandic Literature (Oxford: Clarendon, 1953: rpt. 1967), pp. 85, 215-217; Finnur Jόnsson, Litt. hist. pp. 643-659; Bjarni Aðalbjarnarson, Om de norske kongers sagaer, De Norske Videnkaps Akademie I Oslo, II, Hist-Filos. Klasse, 1936, no. 4 (Oslo: J. Dybwad, 1937), pp. 210-217.

4. A conflict between a lord (or king) and his retainer forms a common narrative pattern, in Scandinavia and elsewhere. Among the legendary sagas, for example, see: Hálfdanar saga Brönufόstra, chapter 15; Hrόmundar saga Gripssonar, chapter 26. All references are to Fornaldar sögur Norðurlanda, ed. Guðni Jόnsson (Reykjavík: Íslendingasagnaútgáfan, 1959). More generally, in Stith Thompson's Motif-Index of Folk-Literature (Bloomington: Indiana Univ. Press, 1955-1958), see Motifs K 2101 ("Falsely accused minister reinstates himself by his cleverness"), K 2126.1 ("Knight falsely accused of treason"), and K 2126 ("Knight falsely accused of sedition").

5. See Finnbogi Guðmundsson's introduction to his edition of Orkneyinga saga, pp. cviii-cxxvi. All references are to his edition.

6. Both Sigurður Nordal and Finnbogi Guðmundsson estimated that four separate versions (O2 and three even later, lost ones) came between Flateyjarbόk and the very earliest written version (O1). See Sigurður Nordal's edition of Orkneyinga saga, Samfund til Udgivelse af Gammel Nordisk Litteratur, 40 (Copenhagen: Møller, 1913-1916), pp. x-lx. Also see Finnbogi Guðmundsson's chart on p. lxxvi of the Íslenzk fornrit edition.

Somewhat closer to the original are fragments of AV 325, 4to, especially some twenty leaves labeled AM 325 a and b. Magnus Olafsson's sixteenth-century translation (Ups. Univ. 702), based on a full manuscript of AM 325 III a, offers some helpful readings. Sigurður Nordal placed great value on early seventeenth-century Danish translation of a late thirteenth-century Orkneyinga saga (not lost) and used readings from the earlier Icelandic fragments wherever possible for his edition. Numerous other paper manuscripts exist as well; see Ólafur Halldόrsson's article "Nokkrar spássíugreinar í pappírshandritum frá 17.öld, runnar frá skinnhandriti af Orkneyinga sögu", Skírnir, 138 (1964), 131-155, for a discussion of orthography in the seventeenth-century manuscripts.

7. A. B. Taylor, "Orkneyinga saga – Patronage and Authorship", in Proceedings, First International Saga Conference, ed. Peter Foote et al. (Edinburgh: Univ. of Edinburgh, 1971), pp. 396-410.

8. Einar Ólafur Sveinsson, Sagnaritun Oddaverja, Studia Islandica, I (Reykjavík: Ísafold, 1937).

9. Hermann Pálsson, Tόlfta öldin (Reykjavík: Jόn Helgason, 1970), pp. 21-31.

10. Finnbogi Guðmundsson, Orkneyinga saga, pp. xc-cviii.

11. A. B. Taylor, "Orkneyinga saga", pp. 400-406.

12. Marlene Ciklamini argues that Orkneyinga saga's author admired Rögnvald Kali's forbearance, prudence, and willingness to compromise as ideal qualities of leadership and statesmanship: "Saint Rögnvaldr and Svein Ásleifarson, the Viking", Scandinavian Studies, 42 (1970), 50-57.

13. A. B. Taylor, "Orkneyinga saga", pp. 396-398.

14. Bjarni Einarsson argues that the author of Egils saga used scenes from Jόmsvikinga saga and Orkneyinga saga in composing his narrative: Litterære forudsætninger for Egils saga (Reykjavík: Stofnun Árna Magnússonar, 1975), pp. 105-192. The overlapping material, however, most probably reflects common narrative stock rather than actual borrowing. For more detail, see Melissa A. Berman, Fiction in Egils saga, Diss. Stanford University, 1983.

* * *

Исходные данные: Scandinavian Studies 57 (1985). Перевод: © Хальвдан.