Г. В. Глазырина

ПРАВИТЕЛИ РУСИ
(обзор древнескандинавских источников)

Информация древнескандинавских письменных памятников (становящаяся все более доступной отечественному читателю в связи с публикацией на русском языке новых переводов и переизданием уже известных) (1) о правителях Руси неоднократно становилась объектом внимания исследователей. Наиболее плодотворно изучались свидетельства источников о двух русских князьях – Владимире Святославиче и Ярославе Мудром. Интерес к этим князьям обусловлен их особой ролью в древнейшей русской истории, в частности их внешней политикой, характеризовавшейся прочными и разнообразными связями со странами Скандинавии, и, как следствие этого, широким включением связанных с ними тематически разнообразных сюжетов в древнесеверные памятники. Самым разработанным жанром оказались саги, в первую очередь королевские, наиболее широко известные в нашей стране благодаря давнему и непрерывному вниманию к ним историков и переводчиков, что породило мнение о том, что информация саг о по преимуществу касается именно этих двух правителей (2). Вместе с тем древнеисландские памятники изобилуют упоминаниями о других персонажах, которых авторы текстов устойчиво именуют "конунгами" Руси и рассказы о которых помещаются ими в те историко-хронологические рамки – VIII-XI вв., когда, согласно данным археологии, на территории Восточной Европы скандинавский компонент населения играл заметную роль. В настоящей работе предпринята попытка выявления и систематизации совокупности сведений древнескандинавских памятников о ранних правителях Древней Руси, т. е. тех персонажах, которые, по свидетельству авторов этих произведений, обладали властью на территории Руси. Основной задачей исследования является введение в научный оборот наиболее типичных сюжетов, в которых реализуются рассказы о русских и – шире – "восточных" правителях, при этом под "востоком" понимаются земли, лежащие к востоку от Скандинавии, как это принято в древнескандинавской историко-географической традиции (3).

Особо следует оговорить те принципы, которые были положены в основу отбора фрагментов.

Для исследуемой темы несущественно, является ли упомянутый в источнике персонаж русским или пришлым конунгом, то есть его национальная принадлежность (если этот термин применим при изучении истории Северной и Восточной Европы раннесредневекового периода) не была определяющим фактором. Больше в данном случае значила констатация того факта, что течение какого-то отрезка времени, пусть даже очень недолгого, тот или иной упомянутый герой находился на территории Древней Руси и (или) входивших в сферу ее влияния территорий и назван правителем какого-то ее региона, всей страны или отдельного города.

При отборе материала не являлся релевантным признак исторической достоверности персонажа. Учитывались сообщения как о тех исторических деятелях, которые известны по отечественным памятникам и, без сомнения, представляют первостепенный интерес, так и о тех, которые в древнерусских источниках не упоминаются.

Не делалось различий по половому признаку. Те тексты, в которых в качестве правящего лица выступает женщина, также включены в обзор.

Главным формальным признаком для отбора материала явилось использование в тексте источника специальной терминологии. Для обозначения статуса правителя в древнескандинавских памятниках обычно употребляется термин konungr ("конунг, король"). Он был применим для обозначения правителей разного ранга – центральных и областных, верховных и мелких (4). В пределах скандинавской ойкумены, описанной в источниках в основном исландского происхождения, этот общий термин является нейтральным и использовался безотносительно к конкретной национальной принадлежности персонажа: им обозначены, например, датский король Горм Старый и норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый, шведский правитель Эрик Победоносный и русские князья Владимир и Ярослав. Что действительно было важно для авторов текстов, это благородное происхождение конунга, так же как обладание им какой-то собственностью. Равным образом применялся термин "королева" (drottning) для обозначения правящих женщин. Именно эти термины – konungr и drottning – чаще всего употреблены в восточноевропейском контексте. Так, русские князья Владимир и Ярослав последовательно титулованы как "конунги". Иные, помимо термина "конунг", обозначения правителей Руси довольно редки. Традиционно в древнескандинавских текстах правитель, подчиненный конунгу, именовался ярлом (jarl) (5). В русском контексте наряду с термином jarl в текстах используется также слово höfðingi (хёвдинг) – "вождь, предводитель; военачальник; правитель". В последнем значении термин употребляется применительно ко всем представителям знати рангом ниже конунга и во множественном числе противопоставлен термину almúgi – "простые люди" (6). В сагах термин наиболее часто употребляется в значении "военачальник". Нередко словосочетание höfðingi mikill встречается в характеристике героев, где его следует интерпретировать как "отважный воин".

Известные герои – например, русские князья Владимир и Ярослав или скандинавские конунги – зачастую вводятся в произведение без специальной титулатуры. В таких случаях основанием для привлечения материала служили имя персонажа и контекст. В отношении не засвидетельствованных в источниках персонажей, имена которых сами по себе не могли служить основанием для отбора, приходилось ориентироваться на употребление социальной терминологии и контекст произведения.

Ввиду обширности древнескандинавских письменных памятников мной были введены сознательные ограничения, первым из которых было использование только прозаических произведений. Древнеисландская поэзия не привлекается для анализа, поскольку имеет ряд существенных особенностей (таких, как использование кеннингов, особой метрической системы, рифмы, специфической образной системы и т. п.), исследование и интерпретация которых в каждом конкретном случае не представляются возможными.

Другим ограничением является использование прозаических источников, созданных только на древнеисландском языке. На раннем этапе развития исландской литературы произведения создавались на двух языках: первым был язык христианской церкви – латынь, но очень скоро, уже в XII в., после произведенной реформы письменного языка, позволившей приспособить латынь к отображению специфической исландской языковой системы (7), появляются произведения на родном языке. Далее прослеживается тенденция к укреплению его позиций в письменности, и, хотя латынь и древнеисландский будут сосуществовать еще долгое время, упрочение положения, а впоследствии доминирующая позиция древнеисландского языка становятся свершившимся фактом. Целый ряд произведений, первоначально созданных на латыни, в течение XIII в. были переведены на родной язык и, зачастую до нашего времени сохранились только эти переводы, что не может не свидетельствовать о том, какая важная роль отводилась исландцами культивированию письменности на родном языке. Однако информация, содержащаяся в источниках, написанных на латыни, принадлежит, как правило, иной, чем северная, письменной традиции. Она характеризуется использованием современной источнику континентальной литературы, главным образом церковной, но иногда находится и под влиянием светской литературы континента. В ней присутствуют реминисценции из большого числа традиционно использовавшихся средневековыми авторами классических латинских источников. Латиноязычные памятники привлекались только в отдельных случаях, главным образом для комментария и сопоставительного анализа текстов. В сводных материалах, представленных в данной статье, результаты изучения латиноязычных памятников не приводятся.

Еще один существенный критерий отбора источников – жанр или вид (8) источника и время его возникновения в древнеисландской литературе. Такие жанры, как исторические и историографические труды, королевские саги, возникающие на начальном этапе формирования системы древнеисландской письменности (т. е. в конце XII – первой половине XIII в.), справедливо считаются исследователями более исторически достоверными, чем созданные в последующие полтора века саги родовые, рыцарские и о древних временах. Сюжеты первых связаны главным образом с событиями того этапа истории Скандинавских стран, который максимально приближен ко времени создания произведения (в сравнении, разумеется, с так называемыми неисторическими жанрами, относящими описываемые в них события к более отдаленному времени). Источники более позднего времени проявляют тенденцию к большей степени литераризации, чем сочинения, созданные на первой стадии формирования древнеисландской литературы, что проявляется, в частности, в том, что сюжет произведения конструируется на основе устойчивого набора стереотипных формул, разработанных для описания столь же стереотипных ситуаций (9). Несущественная на начальном этапе, по мере развития литературы в Исландии, стереотипность становится тем формальным элементом, который указывает на переход от актуальных сведений к схемам, включающим не свидетельства об исторических фактах, но скорее представления средневековых исландцев о том, каковы были или должны были быть обстоятельства того или иного события. Тем самым историческая достоверность сообщения источника существенно снижается, если не исчезает совсем. Естественно заключить, что те жанры и виды памятников, которые возникают в системе древнеисландской литературы в конце периода ее формирования, в частности рыцарские саги (10), искусно составленные на основе комбинирования устойчивых стереотипов, содержат весьма незначительную и малодостоверную историческую информацию. Эта особенность рыцарских саг явилась причиной отказа от их привлечения для анализа в данной работе (11). Исключение было сделано только для одного произведения данного жанра – "Саги о Тристраме и Исодд", которая относительно рано, в первой трети XIII в., была создана на древнеисландском языке и знаменовала собой начало формирования этого направления в литературе Исландии.

Содержание, специфическое для того или иного вида саг, также оказывает существенное влияние на возможность его использования при анализе поставленной проблемы. Так, очевидно, что в сагах о епископах, повествующих о первых епископах Исландии, сюжет формируется вокруг весьма специфического круга тем и интересующий нас материал тематически в него не попадает. Поэтому саги о епископах также не входят в число памятников, включенных в данный обзор (12).

Особая проблема возникает при привлечении материала саг о древних временах, которые весьма неоднозначно оцениваются исследователями (13). До сих пор остается неясным вопрос о том, когда были сложены произведения, относимые исследователями к этому виду саг. Несомненными представляются два факта: во-первых, что некоторые из них бытовали в устной передаче (14), и, во-вторых, что в письменности они появляются позже собственно исторических произведений (основная группа саг о древних временах создается как письменные памятники в XIII-XIV вв.). Остается дискуссионным вопрос о том, основаны ли саги о древних временах на устной традиции либо все, о чем в них рассказывается, является лишь плодом фантазии литераторов времени их создания. Специальные исследования, охватывающие всю совокупность саг данного вида, которые могли бы осветить этот вопрос, к сожалению, отсутствуют. Исследования отдельных произведений, в частности тех, в которых имеются параллели к некоторым сюжетам древнерусских памятников (15), показывают, что в сагах о древних временах заметно больше фольклорных элементов, которые могут быть присущи устной традиции, чем в других жанрах источников или видах саг. Что особенно важно для данной темы – в них существенно количество сюжетов, имеющих параллели в древнерусских памятниках и причисляемых исследователями к устной эпической или фольклорной традиции.

Общая информация о древнеисландских памятниках, сведения которых представляют интерес для исследуемой проблемы, суммирована в Таблице 1 (16).

таблица 1

Из таблицы следует, что первая информация о русских правителях фиксируется уже в конце XII в., в наиболее ранних сохранившихся на древнеисландском языке текстах. В этот период, который характеризуется интересом к собственно историческим жанрам (22), она включена в исторические сочинения и королевские саги, а также одну сагу, обычно причисляемую к сагам о древних временах, – "Сагу об Ингваре" (23). Малочисленность источников, отмеченных в это время, безусловно, связана прежде всего с тем, что этот был лишь начальный период создания произведений древнеисландской литературы на родном языке. Немаловажную роль здесь сыграл и фактор сохранности рукописей: от этого времени рукописей дошло немного, значительная часть текстов могла быть утрачена. В это время сведения о Руси фиксируются в письменности не только Исландии, но и Норвегии – второго после Исландии центре создания произведений на древнеисландском языке.

С начала XIII в. число произведений, в которые включена информация о "конунгах Руси", стремительно нарастает. Рукописи, созданные в это время, дошли до нас уже в лучшей сохранности и в большем количестве. Это период расцвета древнеисландской письменной культуры, "век саги", жанра, отразившего период раннего средневековья Скандинавских стран, когда связи между Русью и Скандинавией были особенно тесными. Сведения о Руси оказываются включенными практически во все жанры древнеисландской литературы и почти все виды саг, за исключением саг о епископах, содержание которых отличается сюжетным своеобразием и в большинстве своем исключает возможность освоения информации подобного рода. Преобладающее количество памятников, упоминающих "русских" правителей, создается в Исландии. Небольшое число произведений, к которым безусловно относится "Сага о Тидреке Бернском", принадлежит норвежской традиции. Следует также отметить, что наряду с Исландией и Норвегией – странами западноскандинавского ареала – интерес к Руси существовал и в восточноскандинавском регионе, в частности на острове Готланд, где было создано единственное сохранившееся до нашего времени происходящее с востока Скандинавии раннее историческое сочинение "Сага о гутах", также содержащее упоминание о русских правителях. Позднее были написаны "Шведские рифмованные хроники" (24), изобилующие восточноевропейскими сюжетами. Впрочем, в связи с отсутствием раннесредневековых письменных источников трудно судить о широте интереса к этим сюжетам в Швеции. Относительно интереса в Норвегии картина, как кажется, более очевидная. Приведенные в таблице материалы ясно указывают, что после появления в Норвегии первой рыцарской "Саги о Тристане и Исодд", а затем перевода со старофранцузского ряда произведений на древнеисландский язык и обработки их по принципам саги около 1250 г., в Норвегии перестают интересоваться данной темой. В Исландии же, которая с этого момента становится единственным северным центром, где не ослабевает интерес к Руси, создаются все новые произведения, включающие "восточные" сюжеты, однако заметно меняется характер материала, что связано с переменой литературных интересов и художественных вкусов в исландском обществе. На смену историческим сочинениям и королевским сагам, отличающимся известной строгостью в изложении исторических фактов, приходят другие произведения, в частности создается большое число саг о древних временах и рыцарских саг, которые продолжают доминировать и в XIV в.

В этой связи особняком выступает "Прядь об Эймунде" – одно из немногих произведений древнеисландской письменности, действие в которой происходит исключительно на Руси. Причисленная исследователями к королевским сагам, "Прядь об Эймунде" сохранилась только в одной редакции в единственной рукописи, поэтому определение времени создания произведения вызывает существенные затруднения. Общая картина развития интереса к историческим сюжетам, связанным с Русью, а также тенденция фиксации этой информации в определенных жанрах древнеисландских памятников и в определенное время позволяет поставить вопрос о пересмотре датировки этого произведения и отнести его к более раннему времени, по крайней мере не позднее середины XIII в. Эта условная дата определяется снижением интереса к "серьезным жанрам" – таким, как исторические сочинения и королевские саги, – и все большей переориентацией читателя и слушателя на "легкие жанры" – саги о древних временах и рыцарские саги, авторы которых включают в свои произведения исторические сюжеты, существенно перерабатывая их, либо используют "восточные" мотивы для создания определенного исторического фона в своих произведениях.

Суммируя сказанное выше и определяя значимые для нашей темы источники, следует отметить, что из всего обширного и разнообразного корпуса древнескандинавских историко-литературных прозаических памятников фиксируют информацию о русских правителях историографические и исторические сочинения, королевские родовые, рыцарские саги и саги о древних временах, а также пряди – краткие прозаические произведения.

Работа написана по проекту "Ранняя (до середины XI века) история Восточной Европы в древнескандинавской письменности" № 00-01-225, поддержанному РГНФ. Основные материалы для данной статьи собраны в процессе работы над проектом RSS № 124/1997.

1. Только за последнее время библиотека любителей скандинавской литературы пополнилась двумя изданиями саг – двухтомником "Исландские саги" под общей редакцией О. А. Смирницкой (СПб., 1999), включающем не только уже ранее известные родовые саги, но и новые переводы прядей, и томом "Исландские саги" под редакцией А. В. Циммерлинга (М., 2000), а также книгой "Поэзия скальдов" Е. А. Гуревич и И. Г. Матюшиной (М., 2000).

2. Джаксон Т. Н. Древняя Русь в скандинавских письменных источниках IX-XIV вв. Автореф. докт. дис. М., 1995. С. 31; она же. Austr í Görðum. Древнерусские топонимы в древнескандинавских источниках. М., 2001. С. 11.

3. См.: Джаксон Т. Н., Подосинов А. В. Норвегия глазами древних скандинавов: о специфике древнескандинавской ориентации по странам света // Другие средние века. К 75-летию А. Я. Гуревича. М.; СПб., 2000. С. 113-132.

4. По подсчетам Ш. Хьюджеса (Hughes Sh. The Ideal of Kingship in the Riddarasögur // Michigan Academician. Papers of the Michigan Academy of Science, Arts and Letters. 1978. Vol. X. № 3. P. 322), только в сагах о древних временах упоминается около трехсот конунгов.

5. Своеобразное осмысление проблемы титулатуры предложено в "Большой саге об Олаве Трюггвасоне". Харальд Прекрасноволосый, говорится в саге, решил, что среди его потомков те мальчики, которые родились от сыновей, будут называться конунгами, а родившиеся от дочерей – ярлами. – Óláfs saga Tryggvasonar en mesta. Copenhagen, 1958 (Editiones Arnamagnæanæ. Ser. A. B. I). Cap. 2.

6. Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionary. Oxford, 1957. P. 306.

7. Подробно см.: Hreinn Benediktsson. Preface // The First Grammatical Treatise / Hreinn Benediktsson. Reykjavík, 1972.

8. Жанр саги, например, включает в себя произведения разных видов: вид "королевские саги", вид "родовые саги" и т. п.

9. Весьма показательным примером может служить устойчивое описание поведения скандинавского конунга на Руси. См.: Глазырина Г. В. Мотив военного похода и его интерпретация в произведениях древнескандинавской литературы (на материале "Саги о Тидреке Бернском") // ДГ. 1987 год. М., 1989. С. 268-273.

10. См. статью И. Г. Матюшиной "О жанровой эволюции рыцарской саги".

11. Необходимо отметить, что в рыцарских сагах, изобилующих "восточными" сюжетами, неоднократно фигурируют персонажи из Древней Руси.

12. Последовательный просмотр епископских саг показал, что в них нет свидетельств по исследуемой проблеме.

13. Общую характеристику саг о древних временах см.: Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. Тексты, перевод, комментарий. М., 1996. С. 7-22.

14. Об этом свидетельствует, в частности, "Сага о Стурлунгах", описывающая свадебный пир в Рейкьяхолар в 1119 году (Sturlunga saga / Guðni Jónsson. Reykjavík, 1954. B. I. Bl. VIII.

15. Из новейших исследований см., например: Melnikova E. The death in the horse's skull. The interaction of Old Russian and Old Norse literary traditions // Gudar på jorden. Festskrift till Lars Lönnroth. Stockholm, 2000. P. 152-168.

16. В табл. 1 произведения древнеисландской письменности, в которых упоминаются правители Руси, расположены в соответствии со временем их создания. В рамках одного периода (например, середина XIII в.) выше в таблице располагаются те сочинения, дата возникновения которых определена с большей степенью достоверности. Все памятники, за исключением "Саги о Тидреке Бенском", "Саги о гутах" и "Обзора саг о норвежских конунгах", созданы в Исландии.

Условные обозначения:

Дв – сага о древних временах; Ис – историческое сочинение; Кс – королевская сага; Рс – родовая сага; Рыц – рыцарская сага; по рук. – датировка по рукописи.

17. По "Кругу Земному" Снорри Стурлусона. Русский перевод: Снорри Стурлусон. Круг Земной / Изд. подг. А. Я. Гуревич, Ю. К. Кузьменко, О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. М., 1980. С. 97-167.

18. Там же. С. 167-378.

19. Там же. С. 402-464.

20. В русском переводе: Сага о сыновьях Магнуса Голоногого // Там же. С. 481-500.

21. Там же. С. 553-578.

22. Andersson T. Kings' Sagas // Old-Norse-Icelandic Literature. A Critical Guide / C. J. Clover and J. Lindow. Ithaca; London, 1985 (Islandica XLV). Обзор жанровой системы древнескандинавской литературы см.: Schier K. Sagaliteratur. Stuttgart, 1970; Глазырина Г. В., Джаксон Т. Н., Мельникова Е. А. Скандинавские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Е.А.Мельникова. М., 1999. С. 412-444; и др.

23. Изолированное положение "Саги об Ингваре Путешественнике" среди ряда сугубо исторических сочинений позволяет лишний раз напомнить о том, что о времени ее возникновения на древнеисландском языке мы не имеем точных данных. Считается, что она была написана на латыни монахом Оддом Сноррасоном в 70-80-х годах XII в. или несколько позже, а впоследствии, возможно на рубеже XII-XIII вв., был выполнен ее перевод. Соответственно, неизвестен состав текста оригинального памятника, объем и характер переработки при переводе.

24. На русском языке опубликован перевод первой из них: Хроника Эрика / Пер. А. Ю. Желтухина. Научн. ред. А. А. Сванидзе. Выборг, 1994.

25. Материалы сгруппированы по жанрам памятников. Имена правителей даны курсивом и приведены в тех вариантах написания, в которых они включены в тексты.

26. Имя правителя в источнике отсутствует.

* * *

Исходные данные: Древнейшие государства Восточной Европы – 1999. – М.: "Восточная литература" РАН, 2001. Текст статьи предоставлен Г. В. Глазыриной.